По своему облику боги в одних кланах относились к представителям мужского пола, в других семьях и местностях – женского. Их проявления в качестве женщин, естественно, основаны на том, что женщина, как правило, представляла собой более высокую форму святости, чем мужчина. Вопрос о том, принимали ли боги образ животных, едва ли уместен. Божественная сила хамингьи ходила по полям в стадах, и особенно в особях, которые считались священными и назывались вожаками своих стад или средством благословения; и в зале блота жертву наполняла божественная сила. Животное могло быть божеством, но боги животными не были; нет также никаких указаний, что боги принимали облик животного, когда они появлялись перед друзьями.

Между человеком и богом не существует разницы по типу, но существует большая разница в степени. Боги являются целой хамингьей, тогда как человек – лишь ее часть. Граница между богами и людьми незыблема, но может изменять свое место; она смещается вниз, когда люди занимаются своими повседневными делами. Но они могут возвыситься, когда облекаются в одежды святости или покидают тело ради битвы или рыбалки. Граница между ними стирается только во время блота; но во время праздника нет и людей, потому что все наполняется хамингьей. Божественность людей, когда они пребывают в состоянии святости, выявляется с помощью поэтических метафор; когда воина называют «богом меча» или «богом битвы», то это выражение – не более чем поэтическое описание. Та же реальность проявляется и тогда, когда женщину называют «богиней безделушек», или – более возвышенно – «богиней эля», имея в виду ее особую роль при приготовлении напитка.

Единственный способ объяснить природу бога – это сказать, что божественный элемент может проявить себя в разумных воплощениях, более сильных и слабых, всеобъемлющих и более ограниченных. Человек может стать богом, а бог человеком.

Непрерывная линия восходящей божественности проходит от смертных людей через женщину, вождя или жреца к высшим силам, исходящим из святилища. Промежуточное звено между людьми и богами создает охраняющий дух, фюльгью, которая, как ничто иное, демонстрирует пластичность и многоликость хамингьи. Когда об этом духе говорят, что он принадлежит какому-то конкретному человеку, это означает, как и гений у римлян, собственную душу человека и кое-что еще. В соответствии со специфическим римским опытом и строго патриархальной структурой римской семьи, гений – это душа или хамингья рода отца, который является представителем клана и в течение своей жизни представляет его хамингью в своем лице. Благодаря своему гению он превращается во вневременную личность последующих поколений; в ней он поклоняется богам и принимает важные для семьи решения. Глава семьи возвеличивает свой собственный дух, потому что в нем живет вся семья, а его домочадцы поклоняются его гению, потому что он является звеном, соединяющим его с хамингьей дома. Итак, фюльгья есть душа человека, который находится в тесном соприкосновении с удачей рода, хотя и со значительными вариациями, характерными для тевтонской системы, которая была более патриархальной, чем римская семья. Свободный германец сам по себе олицетворяет свой клан и не зависит от отца в своем самоутверждении, но в то же самое время хамингья сильнее у главы клана или вождя, поэтому его фюльгья является более полным воплощением удачи и силы клана. В истории, посвященной фюльгье Вигфуса, которая перешла к Глуму, сыну его дочери, при передаче имущества по наследству, этот дух приближается по своему достоинству к римскому гению, разделяя, однако, авторитет и ответственность вместе с более высокой силой, живущей в главе семьи.