— Придурок, это мой член!

Призвав все до последней молекулы командного духа, о существовании которого он даже не подозревал, лейтенант Уоллес понизил голос на пол-октавы и сказал:

— Тихо!

Улюлюканье стало более диким, крики — более оскорбительными, свист — более презрительным. Внезапно чей-то голос разом прекратил весь гомон, словно задул свечу.

— Молчать! Ведите себя почтительно! К нам спустился младший офицер связи!

Энглер сбросил ноги с койки. Он был без рубашки. В косом свете лампы для чтения над его койкой мышцы торса и плеч казались огромными.

— Простите, лейтенант. Чем можем вам служить?

Он нацепил на нос очки.

— Я хочу, чтобы вы подежурили вместо меня в радиорубке, пока я займусь делами со старшим помощником. Как только мы закончим, я вас освобожу.

— А кто освободит меня? — насмешливо спросил кто-то.

— Твоя правая рука, болван.

— Я сказал молчать! — повелительным тоном крикнул Энглер. — А как насчет того, что я из-за вас лишусь положенного сна?

— Послушайте, — умоляющим голосом произнес Уоллес, — сейчас все спокойно. У радистов никакой работы нет. А я в следующий раз отпущу вас с дежурства на час раньше.

Послышались скандирующие крики:

— На два! На два! На два!

Энглер беспомощно пожал плечами.

Уоллес обреченно поднял руку.