Глава 22

К КАНЬОНУ ГЕРАЛЬДА

9 августа

«Байкал».

Хребет Ломоносова возвышается на двенадцать тысяч футов над дном Полярной впадины, однако когда «Байкал» перевалил через него, лишь маленький пичок на ленте самописца, подключенного к глубиномеру, зарегистрировал это событие. На следующий день подводная лодка прошла над хребтом Менделеева.

Марков знал, что подход к Берингову проливу представляет собой лабиринт, образованный глубоко сидящими в воде ледяными горами и отмелями. Положение усугублялось тем, что эхоледомер вышел из строя в результате столкновения с айсбергом, а мощный активный гидролокатор выдаст местонахождение «Байкала» всем, кто прослушивает море. И тем не менее Маркову предстояло провести самую большую, самую тяжелую подводную лодку в мире через этот лабиринт. Но как?

Правда заключалась в том, что этого не представлял себе сам Марков. Возвращаться назад в Тюленью бухту нельзя. «Байкалу» предстояло пройти в Тихий океан, огромный глубоководный бассейн, открывающий множество возможностей, дающий надежду. Но для того, чтобы туда попасть, сначала требовалось ускользнуть от американцев и преодолеть Берингов пролив. Марков затруднился бы ответить, какая задача является более сложной.

Пролив представлял собой узкий проход, сжимающийся до трубы шириной меньше пятидесяти миль. У северного входа в пролив находился каньон Геральда. Через сто морских миль — двенадцать часов хода крадущимися восемью узлами — дно поднимется с двух тысяч метров всего до ста, а в самом проливе и того меньше — до пятидесяти с небольшим.

Ледовые торосы, нагнанные с севера, громоздятся друг на друга, образуя горы, уходящие под воду на сорок метров. Для подводной лодки, имеющей высоту от киля до рубки тридцать шесть метров, это означает, что от Чукотки до Аляски океан перегорожен непроходимой стеной.

— Товарищ командир, проходим отметку пятьсот метров, — доложил штурман Бородин. — «Байкал» входит в каньон Геральда.

Марков обвел взглядом вахтенных в центральном посту, занятых своим делом. Казалось, все пребывают в каком-то оцепенении, в полудреме. Маркову был хорошо знаком этот синдром, следствие долгого пребывания в замкнутой стальной трубе, дышать в которой приходится затхлым воздухом, в непрерывном страхе, что монотонная рутина нарушится только внезапной катастрофой, гибелью.

Только Беликов оставался самим собой. Надев наушники, он сидел, склонившись к экрану пассивного шумопеленгатора.

Поддавшись любопытству, Марков подошел и остановился у него за спиной. Экран светился случайным мерцанием щелкающихся челюстей миллиардов арктических креветок. Затем появилась более яркая линия. Исчезнув, она загорелась снова.