Но толпа замолкла. Некомат подкрался к выходу, осторожно отогнул занавес, в щель увидел мурзу, работающего плетью, и татар, валящихся ему в ноги. Купец поскорее опустился на ковер, и, когда запыхавшийся, красный мурза вернулся в юрту, Некомат, как ни в чем не бывало, наливал себе бузы.
Нукеры втолкнули новую жертву.
Мурза сел рядом с купцом, прильнул к кувшину с бузой. Наконец, отвалясь, он взглянул на девушку, стоявшую неподвижно, нахмурился.
— Ну!
Девушка вздрогнула, медленно, медленно подняла руки и дрожащими пальцами расстегнула первую застежку, помедлила, взглянула на мурзу, опустила голову и расстегнула вторую…
«Ну и народ! — думал купец, разглядывая по всем статьям помертвевшую от стыда и страха девушку. — У них дочерей продают, да и позорят к тому же, а они терпят! Не дурак был царь Чингис, что приучил народ к покорности. Он, говорят, непокорных в котлы с кипятком бросал. Тут будешь покорным! — Купец вздохнул. — Наших бы так скрутить. Да куда там! Бешеные. Года не проходит, чтоб где–нибудь кто–нибудь на Руси не бунтовал. Бьют их ханы, жгут города и села, а они все не поймут, что быть нам под Ордой навечно. А умненько себя вести, так и под татарами жить не худо. Вон я татарок в рабство покупаю, и нет среди них никого, кто решился бы поперечить».
Но купец ошибался. Если задавленные трудом и поборами издольщики–уртакчи молчали, если Тагай–мурза был рад получить за живой товар деньги, то Темир решил с купцом разделаться. Правда, и Темир был уже иным. Скованный пайцзей Абдулла–хана, он до времени молчал. Раньше он, не поглядев на пайцзу, зарезал бы купца, теперь решимости не хватало. Хан и без того на него косится, считая его сторонником Мамая. Темир едва дождался конца торга. Некомат еще не успел нагрузить живым товаром свои арбы, а Темир, получив с Тагая деньги за ярлык, ускакал в ставку Абдулла–хана, стараясь опередить Некомата.
В ханскую юрту Темир–мурзу пустили не сразу. Хан заставил его пожариться на солнцепеке. Когда наконец его ввели к хану, он после полуденного света ничего не мог разобрать в сумраке юрты и, лишь приглядевшись, увидел хана, лежащего среди подушек. После обычных приветствий Темир сразу начал рассказывать про Некомата.
— Что ж дальше будет? Пусть арабские купцы скупают наших девок, но позволить это русам! Нельзя! — решительно заключил он.
Абдулла–хан не знал Некомата. Пайцзу его дал купцу Мамай, но признаться в этом перед Темиром хан не хотел, а резкие, горькие слова Темира совсем не тронули Абдуллу. Поэтому хан повернул беседу в другую сторону.