Остановив коня, Фома спросил, где ему найти князя.

— А тебе который князь надобен? — спросил воин, продолжая помешивать кашу. — Ежели Володимир Андреевич, так его здесь нет, он град Зубцов жжет, а Дмитрий Иванович — тот намедни от Зубцова вернулся, эвон его шатер виднеется, — воин показал ложкой в серую даль.

«Эка силища, одним днем два города взять», — думал Фома, направляясь к княжескому шатру.

Дмитрия Ивановича он увидел около шатра разговаривающим с Бренком. Тот о чем–то говорил с жаром, и Фома, не посмев нарушить их беседу, слез с седла и стал поодаль. Но князь его заметил, крикнул:

— Фома! Подойди! Ты–то мне и нужен!

— Я к тебе с вестью, княже.

— Говори.

— Боярыня Василиса, Паучихой нареченная, та, что с тобой биться надумала, в монастыре спряталась. Дал бы ты мне, княже, десяток людей, я бы тебе ее завтра же представил.

Князь засмеялся:

— Да мне она ненадобна.

— Как ненадобна, княже, коли она Ольгерду оружие ковала. Чаю, враг она тебе и работным людям враг, такая кровопивица, каких свет не видывал, одно слово — Паучиха. Дай, княже, десяток воинов.

Дмитрий Иванович нахмурился:

— Нет, Фома, не ладно ты удумал. Сам говоришь: в монастыре она. Тронь его, на всю Русь раззвонят, что–де Московский князь обители зорит.

— С людей она три шкуры драла, — яростно прошептал Фома, но князя тем не пронял.

— Бывает, бывает. Не она первая, не она последняя. — И уже строго добавил: — Выкинь ее из головы. Дело для тебя есть поважней, чем за Паучихой гоняться.

Видно, много воды утекло для Фомы, если вместо того, чтобы по своей старой повадке, услышав отказ князя, полезть на рожон и идти самому сводить счеты с Паучихой, он, хотя и хмуро, но ответил:

— Слушаю, Дмитрий Иванович.

— Бери второго коня на смену, скачи без отдыха в Москву, тысяцкому Василию Васильевичу грамоту отвезешь.

Фома не смел спросить, что случилось, но князь и сам понял его немой вопрос. После мгновенного раздумья Дмитрий Иванович сказал:

— Князь Михайло Тверской ушел из Литвы в Орду, к Мамаю. Значит, жди пакостей, значит, поостеречься надо…