Концентрация в лагерях преступных каст проходила в соответствии все с той же логикой внесудебной сегрегации и стереотипным представлением о попадающих в лагеря как урожденных бродягах и преступниках, бороться с которыми следует особыми методами. В отличие от учреждений пенитенциарной системы метрополии, рассматривавших преступления или же подозрение в совершении таковых конкретными лицами, в категориальный аппарат колониальной антропологии входили как «лица, ставшие преступниками», так и «от рождения преступные группы». В соответствии с этой установкой колониальные власти не признавали за членами низших каст каких бы то ни было личных прав, относя их всех разом к классу преступников. В общем, ввиду «урожденной преступной натуры» членов преступных каст существующее законодательство показало себя «неэффективным», так что кастовый вопрос «был решен разом и окончательно <…> при помощи ряда <…> особых мер»[491]. Подобно нацистским и советским концлагерям, в лагеря для преступных каст массово заключались люди, сочтенные потенциально опасными сугубо по причине их этнической или социальной принадлежности. Несмотря на весь гуманистический пафос приводимых аргументов и веру в благотворное воздействие труда как основы цивилизации, кастовые лагеря, нацеленные не на конкретных, изобличенных в том или ином преступлении какой бы то ни было юридической процедурой, лиц, но на целый слой населения, проводили санкционированную колониальным начальством сегрегацию.

Лагеря для голодающих и больных в Британской Индии

Лагеря для голодающих и больных в Британской Индии

Итак, отсеянные по социально-этническим признакам члены преступных каст теперь попадали в специальные трудовые резервации на местах, а политические преступники ссылались в далекие островные каторжные колонии. Однако социальные потрясения, вызванные вспышками голода и чумы в 1870-х и 1890-х годах[492], еще более расширили «аудиторию» подневольной лагерной рабочей силы, поскольку под эгидой разнообразных законов о здравоохранении и помощи населению в соответствующие лагеря попало еще несколько миллионов человек[493]. Лагеря помощи голодающим хорошо отражали внутреннюю противоречивость идеологии колониальной системы, окрыленной, с одной стороны, своей «цивилизаторской миссией», с другой же – не забывающей экономически эксплуатировать цивилизуемых. Бамбуковые времянки этих последних, рядами стоящие за непроходимым кустарником или вовсе обнесенные колючей проволокой, явились плодами антикризисного управления, главная методика которого сводилась (ввиду чрезвычайной ситуации) к временной гуманитарной интервенции и применению финансовых и прочих репрессивных мер к голодающим. Схожим двояким образом оправдывались эвакуационные лагеря и карантины (рис. 9.2), куда массово принудительно ссылали «нечистых» и «нецивилизованных» зачумленных.