Реня покинула несостоявшееся убежище в полной растерянности. «Я просто шла куда ноги несли», – вспоминала она.
Покинув проклятый город, она приблизилась к негустому лесу. В очередной раз на землю опускались сумерки; наступала ясная летняя ночь. Лунный свет лился прямо на нее, звезды сверкали перед глазами. В видениях ей представлялись родители, братья, товарищи. Она видела их так отчетливо, словно они находились рядом, у всех были печальные, искаженные, изменившиеся лица. Мучения оставили следы на их телах. Ей отчаянно хотелось обнять их, вернуться к ним, с любовью прижать к сердцу. Но образы начинали бледнеть, улетучиваться, как гаснущие изображения на киноэкране. Руки скользили по воздуху.
Она подвела итог своей жизни. «Кого я так уж обременила? Неужели
Внезапно она заметила фигуру между деревьями. Кто это мог быть в столь поздний час? Фигура приближалась к ней. Мороз пробежал у нее по коже. Мужчина был пьян. Он сел рядом. Она отодвинулась. Он придвинулся ближе. Его глаза-бусинки расширились, как у хищного зверя. Он начал орать на нее, слова сливались в какой-то нечленораздельный рев злобы, враждебности, бешенства. Реня не могла ни крикнуть, ни убежать. Она находилась неизвестно где, и никто ее здесь все равно не услышал бы. К тому же мужчина все равно побежит за ней, догонит и сделает с ней все, что захочет.
* * *
Сексуальные издевательства над еврейскими женщинами, от унижения до изнасилования, были широко распространены во время Холокоста[724]. Хотя в некоторых ранних послевоенных воспоминаниях сексуальные надругательства и упоминались, в основном такие истории сразу после войны замалчивались. Интервьюеры нечасто педалировали эту тему, а добровольно редко кто хотел ее затрагивать. Большинство жертв не знали имен своих насильников. Многих женщин после изнасилования убивали; другие стыдились говорить об этом, опасаясь, что никто не захочет на них жениться. Тем же, кто поднимал эту тему, зачастую не верили, и женщины снова испытывали унижение. Вместо того чтобы ободрить, их сторонились.
В концентрационных и трудовых лагерях нацисты официально устраивали бордели. Законом эсэсовским надзирателям запрещались сексуальные контакты с заключенными, особенно еврейками, между тем существовало по крайней мере пятьсот борделей, в которых «сексуальными рабынями» были еврейки. Некоторые нацисты держали «персональных рабынь», особенно на востоке. Немцы из лагерного командования и начальники-поляки домогались еврейских женщин, совершали развратные действия, в результате которых женщины беременели. Был случай, когда, отобрав хорошеньких евреек, их заставили обнаженными прислуживать на какой-то частной нацистской вечеринке, после чего гости всех их изнасиловали и бо́льшую часть убили. В Варшаве один нацист приезжал в гетто в сопровождении похоронной машины, входил в дома, где жили красивые девушки, насиловал и убивал их на месте. (Одна девочка-подросток втирала в лицо мучной клейстер, чтобы не выглядеть привлекательно.[725]) Нацисты насиловали женщин перед расстрелом на полигонах смерти. В деревне Эйшишки местные поляки предоставили нацистам список всех красивых незамужних евреек. Женщин отвели в ближний кустарник, где фашисты совершили над ними групповое изнасилование, после чего всех зарезали[726]. В люблинском трудовом лагере евреек всех возрастов били, мучили, морили голодом и заставляли работать немыслимое количество часов. Если обнаруживался брак в работе, всем женщинам из отряда приказывали раздеться догола, и нацисты каждой наносили двадцать пять ударов прутом между ног[727].