На следующий день то, что осталось от тела Фрумки, отправили в Освенцим для сожжения.

* * *

Примерно в то время, когда Реня вернулась в Бендзин и сидела в квартире механика, Хайка была жива и работала на кухне ликвидационного лагеря[754], стряпая для тех, кто расчищал от пожитков освободившиеся еврейские квартиры, – последняя из активистов «Юного стража» и всего бендзинского Сопротивления. Она была изранена так, что остальные евреи сочувствовали ей, однако язвили и хотели, чтобы она бежала, – боялись, что их всех убьют, если гестапо вспомнит, кто она. Когда бы избивавший ее гестаповец ни появлялся на территории лагеря, Хайка пряталась под ванной.

Она видела, как в бараках сортируют имущество убитых евреев, и «теряла дар речи» от «немецкой пунктуальности и организованности». Каждое помещение отводилось под определенный вид предметов, как в какой-нибудь галерее. Впоследствии Хайка так описала немецкую скрупулезность: «В одном бараке были тщательно разложены предметы синей кухонной утвари. Все было аккуратно рассортировано соответственно качеству вещей». Были отдельные бараки для кастрюль, стеклянной посуды, шелка, серебряных приборов и прочего. Когда ей самой приказали выполнять работу по сортировке, ей хотелось разбить всю эту фарфоровую посуду на миллион осколков. Немки в украденных еврейских костюмах и чернобурках приезжали в лагерь отбирать вещи для своих семей, хвастались друг перед другом добычей, доказывая превосходство своего вкуса.

Хайку возмущали и «избранные» еврейки – хорошенькие девушки, которые работали на кухне, получали гусятину и слоеные пироги, платья и отдельные комнаты с тремя подушками. С другими они ничем не делились. «Эх вы, еврейские шлюхи, – пишет она, – я бы задушила вас собственными руками».

В обстановке постоянного отбора каждый еврей балансировал на тончайшей грани жизни, постоянно находясь на волосок от смерти. Жизнь в лагере была по-особому необузданной и безнравственной: избиения, кражи, мародерство в брошенных еврейских домах, спекуляция на черном рынке. Не говоря уж о евреях, наживавшихся на продуктах и сексе в предсмертной гедонистической жажде «ловить момент». Водка, вино. Хайка постоянно подвергалась сексуальным домогательствам. «Нет, я не желаю быть с вами! – хотелось ей крикнуть им всем. – Так или иначе, но я не хочу сдаваться раньше смерти. Меня тошнит от вас».

Солдат, дислоцировавшихся в Бендзине, отправляли на фронт, укреплять оборону против наступавших русских. На их место прибывали другие солдаты, постарше. Хайка подружилась с некоторыми из них. Они тоже страдали. Они не верили в рассказы о массовых убийствах, и Хайка, в соответствии с задачами движения, взяла на себя ответственность за распространение правды, за просвещение немцев, за то, чтобы открывать им глаза на то, что́ они творят на самом деле.