Ализа лежала в углу комнаты. Окровавленная. Жестоко избитая. Сломленная.

Теперь Хайка поняла, что и ее будут пытать. Вошли нацисты.

Ей приказали лечь на пол. Последовала команда: забить до смерти. Посыпались удары. Били по всему телу. Безжалостно, свирепо. Потом ей наступили на голову. Она старалась не кричать, чтобы показать им «на что способна паршивая еврейка», но крики вырывались сами собой.

– Скажи, чей это пистолет, и мы оставим тебя в покое!

– Я не знаю! Я не виновата. Мама! Мама!

Наконец они прекратили избивать ее и вернулись к Ализе. «Должно быть, я превратилась в бесчувственное животное, – написала впоследствии Хайка, – потому что я никак не прореагировала». Как она могла закрыть лицо руками, не броситься на тех, кто избивал ее подругу? Но она слишком страдала от боли и испытывала какую-то извращенную острую радость: у нее появилась уверенность, что она сможет выстоять.

Потом они снова переключились на нее. К ней подошел какой-то фашист. «Высокий, тощий, как гончая, – писала она, – со знакомыми глазами ищейки». Хайка ответила ему твердым взглядом. Наверное, именно поэтому он стал бить ее сам. По лицу, по щекам, по глазам. Хлынула кровь. «Еще чуть-чуть, и я бы лишилась глаз». Он обхватил ее за шею своими жилистыми руками и начал душить. Она захрипела. Он ослабил хватку. «Я уже почти понимала, что испытывает человек в момент смерти, – вспоминала она. – Мне всегда было интересно, как начинается предсмертная агония». Но он перестал душить, и ее куда-то повели. Она расслышала слово «Освенцим».

Хайка едва волокла ноги. Увидев их с Ализой, товарищи разрыдались.

Те, у кого были полотенца или рубашки, подстелили их, чтобы девушки могли сесть. Тело Хайки было «твердым, как камень, как эбонит. И таким же черным. Не синим, а именно черным. Я не села, а свернулась калачиком, как кошка, и положила голову на колени Песе». Ни пальто, ни туфель, ни чулок. Было темно и холодно. Солдаты рубили старую мебель на дрова для костра.

Вдруг Цви вскочил на ноги и метнулся прочь так быстро, что Хайка даже не успела проследить за ним.

Он убегал!

Солдаты засуетились. Помчались за ним, начали стрелять. Их командир был в бешенстве.

– За ним! Притащите его живым или мертвым!

Шли минуты. Сердце у Хайки громко стучало. Солдаты вернулись. В темноте рассмотреть их лица было невозможно, но она услышала, как один из них сказал:

– Готово! Я догнал его!

Хайка говорила себе: может, это неправда, может, солдат просто бахвалится, однако в глубине души знала, что Цви мертв. Они потеряли лучшего из них: товарища, настоящего лидера, дорогого друга.