Но охранник отказался.

– Даже при том, что выглядит, как труп, – сказал он, – она вполне способна рвануть дверь и убежать.

Кошмар. Темнота. Из разговора мужчин она поняла, что ее не возвращают в Катовице, а везут в тюрьму Мысловице.

Таксист хмыкнул.

– Ну, наверное, это единственное лекарство от ее наглости.

Глава 26 Сестры, отомстите!

Глава 26

Сестры, отомстите!

Реня и Анна

Сентябрь 1943 года[778]

Мысловице. В просторный двор они въехали в темноте[779]. Со всех сторон с цепей рвались гигантские собаки. Вооруженные охранники шатались по двору, готовые действовать. Гестаповец вошел в здание, чтобы передать протокол, потом вернулся, сел в такси и уехал. Новый гестаповец, лет двадцати двух от роду, оглядел Реню.

– Неплохо они тебя вспахали, а?

Реня не ответила.

Он жестом велел ей следовать за ним и запер в камере. Прищурившись, она рассмотрела в темноте лавку. Ни сесть ни лечь она не могла из-за боли. Невыносимой боли. Наконец ей удалось вытянуться на животе. Казалось, каждая косточка в ее организме, все ребра, позвоночник были разломаны на куски. Все тело раздулось. Она не могла пошевелить ни руками, ни ногами.

Как она завидовала умершим! «Я и представить себе не могла, что человек может такое выдержать, – написала она позднее. – Даже дерево сломалось бы, как спичка, если бы по нему били так, как били по мне, и тем не менее я была жива, дышала и думала».

Однако воспоминания мешались у нее в голове, и ей хватало здравости ума, чтобы понимать: она не совсем в здравом уме. Это, конечно, было плохо.

Состояние ее ухудшалось. На той лавке она, вся в бинтах, пролежала много дней. На обед ей давали водянистый суп и стакан воды, которую она использовала, чтобы прополоскать рот и омыть лицо. В душ не водили. Оправляться было негде. Вонь стояла удушающая. Как и темнота. Реня словно была заживо погребена. «Я призывала смерть, но тщетно. – Так она впоследствии описала свое тогдашнее душевное состояние. – Смерть по заказу не приходит».