Тем временем Лонка горела в тифозном огне, а потом подхватила еще свинку и дизентерию. Бэля превосходила самое себя, делая все, что только было возможно: мыла подругу растаявшим снегом, рискуя жизнью, воровала для нее питьевую воду и доставала лекарства из мужского лагеря через знакомых ассенизаторов – один из них был братом ее подруги.

Однажды Бэля прослышала, что Менгеле[774], эсэсовский врач, проводивший бесчеловечные эксперименты над узниками и известный как Ангел Смерти, должен прийти в лазарет для проведения селекции. Она понимала, что Лонку в ее тяжелом состоянии отправят в газовую камеру, поэтому на руках перенесла ее в их барак, объясняя всем, что ее подруга просто очень устала от изнурительной работы. Но скрыть тиф было очень трудно, как трудно было и поддерживать Лонку в вертикальном положении долгие часы переклички, поэтому вскоре она отнесла ее обратно в госпиталь. Девушке становилось все хуже, глаза провалились и сделались бесцветными, от нее, казалось, остались одни кости.

Лонка подозвала Бэлю к своей кровати и прошептала:

– Я очень беспокоюсь, что, когда останешься одна, ты не сможешь сохранить свой секрет. Не смей признаваться, что ты еврейка.

Четыре часа Лонка не отпускала от себя Бэлю – говорила, плакала, вспоминала товарищей по «Свободе», своего брата. Ей было невыносимо горько, что она одинока, оторвана от всех. Сжав руку Бэли, она сказала:

– Нить моей жизни протянута до узелка, но ты должна продолжать жить и рассказать нашу историю. Доведи это дело до конца. Оставайся такой же милой и доброй. Смотри всем прямо в глаза. Не теряй себя, и ты выживешь[775].

Лонка прошептала «прости» и испустила последний вздох.

Бэля не могла пошевелиться, отказывалась отпустить руку Лонки. Как ей теперь жить в этом аду без своей самой дорогой подруги? На кого опереться? С кем поговорить?

Единственный человек во всей вселенной, знавший, где она, кто она, ушел навсегда.

Женщины-польки подошли, стали молиться, вкладывали молитвенные карточки и иконки с изображением Иисуса между пальцев Лонки. Бэле было невыносимо видеть, что ее подругу провожают как христианку. Ей понадобились все силы, чтобы сдержаться и прикусить язык.

Прибыла бригада, собиравшая трупы; обычно они грубо хватали их и швыряли на деревянные носилки животом вниз, со свисающими головой и ногами. Бэля не могла позволить, чтобы Лонку унесли вот так. Она попросила у врача разрешения одолжить настоящие носилки, сказав, что девушка – ее родственница и она хочет подобающим образом перенести ее на «кладбище», где трупы складывали штабелями перед кремацией. Сначала врач и слушать ничего не желал о том, чтобы допустить подобную «дискриминацию среди мертвых», но в конце концов смилостивился.