На закате, обагрившем поднимавшиеся вдали столбы дыма, “Кембридж” вновь окутало этакой зловещей тишиной, пришедшей на смену долгим горячим спорам. И потому азан, призыв корабельных мусульман на вечернюю молитву, исполненный Джоду, показался благостным и успокаивающим даже иноверцам.

По окончании молитвы ласкары сгрудились вокруг своего новоявленного имама, который тихо и серьезно что-то им втолковывал. Напряженное лицо его разбередило любопытство в Ниле, и тот, не устояв, подслушал мусульманскую беседу.

Оказалось, Джоду говорит о подготовке к Судному дню. Позже Нил спросил его, вправду ли он думает, что все так скверно. Джоду пожал плечами:

– Ке джане, кто его знает? Но если что, я хочу быть к тому готовым.

Вскоре после заката рулевой доложил, что к “Ибису” подошла шлюпка. Перегнувшись через фальшборт, Захарий увидел лодку, в которой на носилках лежал молоденький лейтенант. Раненого сопровождали санитары и офицер, оказавшийся капитаном Ми.

Захарий затаил дыхание, ибо наконец-то представилась долгожданная возможность переговорить с ним. Он подошел к трапу и протянул руку ступившему на палубу офицеру:

– Добрый вечер, капитан Ми.

Тот по-прежнему был в грязной форме, в заботах о раненом так и не удосужившись счистить кровь или переодеться. Похоже, он не узнал Захария.

– Вы, как я понимаю, шкипер этого судна?

– Так точно.

Капитан вгляделся в него:

– Ах, это вы…

Захарий напрягся, ожидая язвительной реплики, но ее не последовало, капитан лишь коротко пожал ему руку.

– Здравия желаю.

Меж тем раненого лейтенанта лебедкой подняли с лодки, и он вскрикнул от боли, когда носилки опустились на палубу.

– Потерпи, Апджон, – сказал капитан. – Сейчас мы тебя устроим.

Сказано это было мягко, чуть ли не по-отечески – видимо, сочувствие к юноше несколько сгладило обычную шершавость капитанской натуры. Захарий счел это добрым знаком.

– Что, серьезная рана? – спросил он.