Сейчас поздно было думать, почему тогда так случилось с Петькой и правильно ли молчать о том, что известно ему — и никому больше. Сазонов чувствовал, что затылок наливается горячим свинцом, а это значит — он теперь неделю, не меньше, будет валяться с незатухающими головными болями. От них не спасет даже хороший стакан водки, хоть водка и от всех болезней, как любил приговаривать дед Поярков. А может, поверить ему?.. Попробовать?

Из сундука, на который присаживалась Даша, он достал непочатую бутылку.

Когда жена вернулась, Сазонов сидел на кухне.

На столе перед ним стояла почти порожняя бутылка, чернел ломоть хлеба. Солонка с крупной солью. А в глубокой тарелке нетронутые соленые грузди.

— Это какой же у тебя такой сегодня праздник, — спросила она, и голос ее не предвещал ничего доброго. — Не было у нас покуда заведено — в одиночку нахлестываться.

— Это не праздник. Это поминки, — строго сказал он. — Поминки по всем девяносто восьми и еще — по девяносто девятому тоже, никуда мне от него все одно не деться. А ты не выспрашивай меня, не выспрашивай. И не вздумай укорять!

И жена удивилась, что после выпитой бутылки, на одного, голос у ее Андрея Васильевича звучит совсем трезво.

1968

ПОВЕСТЬ МЕДНОГО ВЕКА

ПОВЕСТЬ МЕДНОГО ВЕКА

…Машина — «ГАЗ-69» — ныряла в холмах, покрытых снегом.

Каменистая дорога непрерывными очередями обстреливала днище кузова. Для меня это пока была обычная горбатая пустыня, где солнце, готовясь к весне, понаделало проталин, и только по этим проталинам я догадывался, как тут летом: черно-бурые застывшие волны холмов, а по саям[27] — зеленые травяные потеки. Одинокий, заброшенный дом справа у дороги посматривает провалами окон.

— Тастау, — кивнул в сторону дома Руслан Остапенко, начальник геологической партии, которая пятнадцать лет ищет в Саяке медную руду.

— Тастау, — повторил я, но мне это название ничего не говорило.

— Тут у нас тоже будет карьер, — продолжал он. — Один из четырех карьеров, что — хоть сейчас в эксплуатацию.