Светлый фон

— Ой, что делается! Пока я шла сейчас от автобазы, я чуть не заблудилась, — сказала она, увидев меня. — Ну и вьюга! А мне предлагают место диспетчера у них. Но я пока не знаю. Надо еще с Верой посоветоваться.

Вера — редактор областного телевидения. Вера Журавлева довольно долго была здесь в командировке, готовила часовую передачу о медеплавильщиках. Вера сразу начала принимать участие в судьбе Эли. Может быть, потому, что у нее у самой не очень складно устроилась семейная жизнь. И вот Эля только что уехала тайком из маленького города под Карагандой, бежала, можно сказать, оставив на время, пока не устроится, двоих детей у матери. Ее Митя при всех клятвенных обещаниях заглядывал уже не в рюмку, а в бутылку, и, по-видимому, это его имел в виду Бабель, когда писал, что есть люди, не умеющие пить водку и все же пьющие ее. Эля собиралась все начать заново, хоть и прожила с мужем больше десяти лет.

— А вы… уходите? — продолжала она, не скрывая разочарования.

— Да. Ухожу.

— Я хотела… хотела попросить вас кое-что прочитать… И посоветовать мне…

Из ее словоохотливых объяснений я знал, что прежде Эля пела в гарнизонной самодеятельности, когда Митя служил в офицерах, а потом и в Доме культуры горняков пользовалась неизменным шумным успехом, без нее ни один концерт не обходился.

Но неужели она к тому же пишет стихи?

— Меня ждут. В управлении комбинатом, — сказал я обреченно, понимая, что деваться некуда, что ведь рано или поздно, но я же должен буду вернуться в гостиницу. А что сочиняет жеманная молодая женщина, глаза у которой цвета переспелой вишни, а щеки похожи на хорошо пропеченные сдобные булки, — это всегда можно предвидеть, не прочитав ни строчки. (Из подобной поэзии мне издавна запомнилось: «Хочу забросить писанину… Я думаю — с ума сойду! Ложусь я на бок иль на спину, я рифмы звонкие ловлю».)

— Раз уходите, тогда до вечера, — вздохнула Эля. — Или вы раньше вернетесь?

— Не знаю. Как получится, — ответил я.

Остановка была через два квартала, на углу, возле продовольственного магазина, где я укрылся от снегопада. Ждать пришлось долго. Я чуть не прозевал автобус, когда наконец он вынырнул из белой мути с мохнатыми, залепленными стеклами и включенными фарами.

 

Потом я надолго забыл о грозящей мне стихотворческой опасности.

Встреча — и уже не первая — у меня была назначена с Иваном Тимофеевичем Волковым. Он застал те далекие времена, когда никакого города не существовало в природе, а место очень длинно называлось: промплощадка Прибалхашстроя, бухта Бертыс на озере Балхаш. Но обо всем этом я более подробно рассказал в «Повести медного века».