— Извольте выбирать слова, — оскорбился Розенгейм. — Здесь вам не конюшня и не трактир!

Ошеломленный известием, Дмитрий опустился на стул, хотя хозяин кабинета не предлагал ему сесть. «Сгубил сироту! — стучало у него в висках. — Нет и не будет мне прощения!»

— А ребенок? — тихо спросил он. — Ребенок жив?

Начальник тюрьмы покачал головой и услышал, как гость, этот неотесанный солдафон, вдруг застонал. Розенгейм озадачился. Интуиция подсказывала ему, что полицмейстер является отцом ребенка, но ум заядлого шахматиста, привыкший составлять самые сложные логические комбинации, отказывался этому поверить.

— Хотите воды? — Он придвинул к Савельеву графин, но тот вскочил со стула, будто ужаленный какой-то мыслью.

— Где мать и ребенок? Куда вы их дели?

— У нас, между прочим, имеется очень порядочное кладбище, — претенциозно заметил Леонтий Генрихович. — Мы их похоронили, как должно, по христианскому обычаю. Вы не переживайте…

В голосе начальника тюрьмы послышались теплые нотки. Не то чтобы ему стало жаль полицмейстера, просто Розенгейма одолевало любопытство.

— Не желаете взглянуть на могилку? — предложил он.

На простом сосновом кресте, под которым упокоилась Стешка, значилась сделанная черной краской надпись «Елена Денисовна Мещерская». Это была уже вторая поддельная могила графини. Казалось, сама судьба стремится закрепить за нею звание авантюристки.

Противоречивые чувства испытывал Савельев, стоя перед могилой законной супруги. Он почти не знал эту женщину. Провел с ней трое угарных суток в Савельевке, повидался один раз в тюрьме — вот и все. Однако его сердце ныло так, словно он прожил с Еленой всю жизнь. Она была единственной женщиной, к которой он испытывал нечто, кроме желания или презрения. «Вероятно, — запоздало догадывался Савельев, — это и есть ОНО, то САМОЕ, во что я уж не верил!» Бывший гусар даже в мыслях никогда не произносил слово «любовь», считая это глупостью и слюнтяйством.

— Сударь, — оторвал его от скорбных мыслей Розенгейм, — разрешите вам представить нашего тюремного врача… Он сегодня уходит в отставку, это удача, что вы его встретили! Он сможет ответить на ваши вопросы касательно покойницы! — И удалился, не подозревая, что произнес пророчество.

Дмитрий увидел перед собой маленького, сгорбленного старичка с большим потертым саквояжем в руке. Пантелеймон Сидорович только что передал дела новому доктору и уже было собрался уходить, когда заметил на кладбище рядом с могилой «Мещерской» незнакомца в форме полицмейстера, и с ним начальника тюрьмы. Встревожившись, доктор направился к ним.