— Новость за новостью! Любовь к покойной невесте, этот нежный могильный цветок, которого я посмела коснуться, вдруг увяла?! Кажется, такой романс я тоже пела. «Ах, для кого цветут цветы на брошенных могилах?..»

— Послушайте, Камилла, какое вам дело до меня? — ответил Борис уже совсем бесцеремонно.

— Я не Камилла! — сквозь зубы простонала она. — И нет мне дела ни до вас, ни до ваших жалких стихов!

— Кстати, о стихах, — произнес он с усмешкой. — Я писал их вам только потому, что меня просил об этом отец ради своих целей…

Ее заметно пошатнуло. Проглотив слезы обиды и унижения, покинув кавалера, она пошла навстречу Майтрейи. Паркета под ногами примадонна не чувствовала. Когда руки девушек соприкоснулись, Каталина окинула соперницу отчаянным взглядом и успела шепнуть: «Не верьте ему!» Майтрейи удивилась, уж очень это было странно — даже для романа.

Бенкендорф, не заметив перемены в лице вернувшейся к нему девушки, продолжал, все больше раздражаясь:

— Что вы упираетесь? Никто ведь не запрещает вам петь, в самом деле. Хотите, устроим вам выступление в Париже?

— Мне не нужны ваши подачки! — резко ответила Каталина. — Сию минуту я соберу вещи и отправлюсь домой, в Италию.

— Вы до такой степени наивны, дорогая синьора? — поморщился шеф жандармов. — Вы доедете лишь до первой заставы, и вашу карету развернут обратно. Я уже отдал приказ: не выпускать вас из страны.

Удар был сокрушительный. Каталина перенесла его молча, но в глубине ее бархатных черных глаз зажглись угрюмые искры — будто во флаконе из темного стекла блеснула маслянистая ядовитая влага.

Кадриль была в самом разгаре. В четвертой фигуре, которая носила название «La Trenis», по фамилии знаменитого танцора, придумавшего ее, обеим парам предстояло встретиться, затем вновь обменяться дамами.

— Идите вы все к черту! — воскликнула вдруг Каталина и бросилась прочь из зала, поставив остальных в затруднительное положение. Каре было разрушено, и в таком составе танец не мог продолжаться. Все вопросительно смотрели на Бенкендорфа. Незадачливый кавалер лишь слегка пожал плечами, словно отказываясь от любых объяснений и оправданий. Выражение его лица оставалось невозмутимым. Шеф жандармов развернулся на сто восемьдесят градусов, словно кто-то ему скомандовал «Кругом!», и исчез в толпе.

— Сдается мне, наш контрданс окончен, — с двусмысленной улыбкой констатировала Елена.

— Все когда-нибудь кончается, и порой довольно неожиданно, — философски заметил Евгений.

— Несносная девчонка! — с досадой воскликнул Борис Белозерский вслед Каталине. — Такая же взбалмошная дикарка, какою была в детстве. Впрочем, чего ждать от внучки шарманщика?