Укладываясь и натягивая на голову колючее одеяло, я поймал себя на мысли, что после прошедшей ночи, перипетий сегодняшнего дня и всех моих педагогических ухищрений было бы совершенно не лишним надеть на ночь каску, бронежилет и выставить у койки персонального караульного. Но эта весьма своевременная и здравая мысль ненадолго задержалась в усталом мозгу. Уже через секунду перед глазами поплыли разноцветные пятна, и меня увлёк, закружил какой-то безумный искрящийся водоворот. Я услышал далёкие, эхом отзывающиеся голоса:

— Строевые занятия — это основа основ…

— Раз! Раз! Раз, два, три… Выше ногу! Песню — запе-евай!

— Драть их надо… дральника своего не жалея…

— Идет, сука, пялится, а я ему бац в рыло…

— Убивать надо тех, кто устав после обеда не читает…

— Врагу не сдаё-отся наш гордый «Варяг»…!

И поверх всего этого чей-то зловещий шепот:

— Где ножовка?

— Да вот же!

— Давай сюда! Я буду пилить, а ты держи голову!

И тут слабеющее сознание окончательно покинуло меня.

— Отпилили всё-таки! — была последняя промелькнувшая в голове мысль.

51 Последний бой, или Попытка реванша

51

Последний бой, или Попытка реванша

Проснувшись утром, открыв глаза и увидев тускло мерцающий плафон над головой, я тут же догадался, что жив. Первым делом я потрогал шею и голову, потом всё остальное. Все части туловища оказались на месте. Правда, я совершенно не чувствовал ног — за прошедшие сутки они так и не отогрелись.

Вечером того же дня, не на шутку обеспокоенный, я обратился к Ломову на предмет исключения гангрены. Он внимательно меня выслушал, осмотрел ноги, поколол их иголкой и предложил… сделать клизму. Несмотря на страх пропустить гангрену и остаться без ног, я всё же отказался. Тогда он сказал:

— Щас! — и с головой нырнул в свой объёмистый сейф.

Погромыхав там немного, он вылез назад, держа в руках пузатую полуторалитровую бутыль с многообещающей наклейкой на борту в виде скалящегося черепа и с надписью под ним: «Салициловая кислота — Яд!». Не обращая внимания на моё в недоумении вытянувшееся лицо, Сёма плеснул в стакан граммов пятьдесят этой удивительно пахучей и что-то сильно напоминающей жидкости и, протянув мне, безапелляционно заявил: