– Себастьян, ты установил бомбу?
Дыхание его изменилось, в горле что-то сипело, он сделал над собой усилие, и губы его задрожали.
– Скажи им, – прошептал он.
– Что им сказать?
– В семь. Должны остановить.
– В семь часов?
– Не хочу… чтобы… ты…
– Взрыв будет в семь часов?
– Ты… – Но сил продолжать у него не осталось, и он закашлялся.
– В семь часов? Это так, Себастьян?
– Ты будешь… – Он закрыл глаза, собирая все свои силы, чтобы продолжить: – Прошу тебя. Не умирай. Останови все это.
– Так ты поставил на семь часов? – От нетерпения она притянула его голову поближе к себе. – Скажи, ради бога, скажи!
– В семь часов. Сообщи им… Сообщи…
Не отпуская его головы, Роза посмотрела на часы, висящие высоко на переборке лазаретной.
Фигурные стрелки на белом циферблате показывали без пятнадцати.
– Не умирай, прошу тебя, не умирай, – бормотал Себастьян.
Но она уже вряд ли слышала его приглушенную болью мольбу. Ее охватило буйное ликование: теперь она точно знает время. До минуты. И теперь может послать за Германом Флейшером, и он никуда не денется, будет здесь, рядышком.
Роза осторожно положила голову Себастьяна на подушку. На столе под часами, среди пузырьков, бутылочек и банок, рядом с подносом для инструментов, она увидела блокнот и карандаш. Подошла и под бдительным взором охранника нацарапала записку.