Ротель, обученная жить на краю гибели, пожирала Малика своей страстью – порождением жизненной силы, ответом на долгие годы разрушения и сумрака. Ротель любила его так, как будто каждый раз – последний, и Малик оказался в плену у этого огня. Луга и прозрачные лагуны были свидетелями их связи – чистой, естественной и сладостной. И в конце концов среди вольных стонов и содроганий зародилась любовь. Малик понял, что Ротель живет, ничем себя не связывая, – такова ее природа, и он не должен ее менять, иначе лишится любимой. Он отказался от обычаев своего народа. Она продолжала жить в лесу, и он спешил встретиться с нею, чтобы любить, не упрекая и не ставя ей границ.

Прошло время – трудное, как и вся жизнь в Марке, но счастливое. Связь их окрепла и пустила корни, и Ротель решила нарушить последний закон бестиария. Она хотела родить ребенка от Малика, поэтому однажды перестала пить травяные настои Эги. Прошлое осталось позади, и в феврале Ротель родила Сансу, девочку с голубыми глазами и темными мавританскими волосами, а чертами лица при этом напоминающую Изембарда, с которым Ротель теперь виделась чаще.

Ротель с Эгой вели кочевую жизнь и нередко наведывались в Санта-Мариа-де-Сорба, что возле соляной горы. Жуткие орды продолжали оберегать соляные дороги, в то время как другая часть дикарей занималась собственными наделами и общинными участками, отрабатывая налог на землю, а некоторые пасли скот. Родились дети, которых не бросили в лесу и не съели. Теперь их могли прокормить. У этих детей было будущее.

Ту осень Ротель со своей наставницей проводили в Ла-Эскерде, где колоны Фродоина на продукты выменивали у них мази и лесные травы. Молодая мать привыкла к обществу людей, она жила вместе с семьей Жоана и Леды в их каменном доме с соломенной крышей. Эмма, старшая дочь, перебралась в Барселону: девушка вышла замуж и, как и Гальдерик, работала в таверне Элизии. Младшие жили в Ла-Эскерде, с родителями. Поселок представлял собой разбросанные тут и там хижины и два десятка каменных домов, выстроившихся вдоль улицы из камня пополам с землей – она тянулась до невозделанного поля. Там уже высились стены новой церкви, а скоро поле превратится в площадь – объясняли жители Ла-Эскерды, надуваясь от гордости.

Ротель перестала петь, когда солнечный луч дошел до определенного камня в стене. Леда с Эгой ехидно переглянулись. Обе женщины тосковали по дням своей молодости.

– Мы посидим с малышкой, ступай, Ротель. Видно же, как тебе не терпится!

На улице Ротель здоровалась с мужчинами Ла-Эскерды, которые до сих пор не могли отвести глаз от ее красоты, казалось расцветавшей с каждым днем. Жоан с сыном Сикфредом тоже был на улице: он колотил кувалдой по деревянной балке. Мужчины возводили крышу над обителью Сан-Мигел в надежде, что этот святой защитит от беды. Все дожидались, когда епископат пришлет в Ла-Эскерду священника взамен их нынешнего пастыря, женатого и с девятью детьми, который когда-то в юности был послушником и теперь читал крестьянам мессы по памяти.