Не оборачивался назад, не мотал головой по сторонам. Смотрел только вперед. Обходя толстые ветви, углубился в шелестящую листву. Густеющее небо приближалось. Оно словно волновалось в переливающихся красках радуги.

Лицо Маруси порозовело, блуждала легкая улыбка. Женек ощущал ее тепло и дыхание. Она дышала. Теперь он знал точно, слышал. Окутавший их шелест был ее дыханием. Он больше не звучал далеким, случайным отголоском. Он шептал и пел прямо в уши, волнами бился в грудь, наполняя ее чистейшим воздухом. Листья задорно трепетали, создавая мерцающую мозаику зеленого.

Ветвей становилось больше. И Женя боялся, что они будут хлестать и царапать. Но в какой-то момент они стали мягкими и нежными. Легко гладили по коже, щекотали, как если бы были ветвями ивы, выросшей на дне озера. В какой-то момент переменился и воздух, стал густым, обволакивающим. А шелест обернулся шепотом волн. Под подошвами не оказалось шершавой коры, и ноги ступали по стелящейся ковром шелковистой траве.

А затем ветви расступились.

И взору предстал изумрудно-зеленый простор, уходящий к отвесным и высоким до самого неба стенам каньона.

– Пришли, – объявил Анур.

Кровь из его порезов больше не стекала вниз, каплями алой краски она плавала у кожи, постепенно растворяясь. Пока раны не затянулись, оставив тоненькие красные черточки.

– Где мы? – спросил изумленный Женек, оглядывая таинственный мир.

– У меня дома, – он указал на стоящий неподалеку дом. – В краю приливов, – и зашагал туда: – Пойдем.

Женя заторопился следом. Усталость не ощущалась. Чувствовалось, словно идешь в толще воды, но не слишком плотной. Этот же воздух он спокойно вдыхал, рефлекторно глотая. Кровь с порезов растворялась в нем, боль стихала. Ни один «поцелуйчик» не напоминал о себе. Колеблющаяся волнами трава здесь росла не так густо, отдельными островками, между которыми пролегали песчаные тропинки.

Дом представлял собой одинокую избушку посреди этого луга. Стены обильно покрывали темно-зеленые и синевато-зеленые мхи, а на крыше покачивалась шапка вездесущей травы.

Царапины на лице Руси затягивались медленнее – смягчалась и растворялась корка запекшейся крови. Зато сажа сошла легко, смытая ласковым воздухом. Кудряшки осыпались все, и голова напоминала отцовскую. Но ей, несомненно, было намного лучше. Теперь она глядела на него в оба глаза.

– Не смотри на меня, я уродина, – буркнула вдруг и спрятала лицо у него в груди.

– А вот и смотрю. И вижу – ты прекрасна.

Она засмеялась. Тихо и коротко, пока еще неуверенно.

– Хорошо, друг, теперь ей нужен покой, – Анур протянул руки, и Женя переложил Русю. В краткий миг сердце сжалось. Увидит ли он ее снова?