Усталого Листвянко кормила горохом Снежана, он мужественно жевал, иногда изображая руками, как он ловко рубил дрова.

К пяти заявился Капанидзе и стал шептаться со Жмуркиным.

Жмуркин взял кружку и ложку и принялся брякать в нее, умудряясь придавать этому громыханью тревожные обертоны.

Народ отвлекся от гороха, посмотрел на предводителя.

– Внимание, внимание! – провозгласил Жмуркин. – Есть серьезное дело. В нашей компании произошел очередной возмутительный случай.

– Жохову съели мыши? – лениво спросил Пятахин. – Тогда почему она до сих пор сидит здесь?

– Нет, веселее, – Жмуркин роковым образом улыбнулся.

– Куда уж веселее.

– Я вообще-то тут, – сказала Жохова.

– Тебя съели – но ты опять тут? – усмехнулся Пятахин. – Это внушает подозрения насчет твоей сущности…

Жмуркин опять зазвонил в кружку. А я подумал, что лучше бы ему, конечно, маузер иметь. В таких путешествиях, как наше, без маузера никак. Шмальнул бы в воздух, все бы присмирели.

– Минуточку все-таки внимания, – попросил Жмуркин. – У нас серьезное дело. Возможно, дело жизни и смерти.

Все притихли.

– Вот Давид… – Жмуркин указал на Капанидзе. – Вот Давид говорит, что сегодня к его соседке заглянул некий молодой человек…

Жмуркин сделал паузу и оглядел присутствующих.

– Это была переодетая Жохова, – тут же сказал Пятахин. – Я давно за ней замечал…

– Сам ты был переодетый!

– Послушайте меня! – возвысил голос Жмуркин. – Я не шучу! Этот дурень перелез через забор, хотя калитка была открыта. Во дворе в большом котле варилась похлебка для свиней…

Повисла драматическая пауза. Ибо представили. Я лично представил эту поистине гамлетовскую картину.

– Этот молодой человек, как бы это сказать поприличнее… – продолжил Жмуркин. – Этот молодой человек накинулся на котел с баландой и съел почти половину…