– Жохова меня, кажется, реально прокляла. Если бы не прокляла, мы бы не заблудились.

На самом деле как-то странно.

– Заклятье наложила – чтобы мы плутали и плутали.

– Просто один дурень компас потерял, – напомнил я.

– Я не виноват. Жохова прокляла, я и потерял. Теперь мы тут всю жизнь гулять будем!

Я подумал, что Пятахин все-таки с отклонениями.

– Пить хочется, – сказал Пятахин. – Жохова подсыпала вчера в кисель побольше соли, а потом сахара, чтобы скрыть. И вот теперь я мучаюсь.

На самом деле стало довольно жарко. Солнце разогревало землю, утренняя вода быстро испарялась, воздух над сыринами колыхался, отчего меж осин натягивались бесформенные радужные фантомы, так близко, что я пробовал их потрогать. Хотелось пить, Пятахин предлагал напиться из лужи, но я запретил, рассказав, как туристы из соседнего города пропали, а потом их нашли возле такой вот лужи, они сидели вокруг совсем дохлые, и лесные мыши уже отъели им носы.

Пятахин передумал пить, сказал, что еще немного помучается.

Два раза обходили топи. С виду вроде полянка полянкой, травка зеленая, цветочки синенькие, все так ровненько, солнечно, но топь топью, а вот когда шли туда, никаких топей, кстати, не встречали. Пятахин показал мне корягу, торчащую из зелени, и уверял, что это оленьи рога, старые олени приходят сюда петь лебединую песню, вот примерно как Жохова над прорубью…

Гарь.

Гарь мне больше всего понравилась. У деревьев были дочиста обгрызены ветки, отчего они стали похожи на черные карандаши остриями в небо, земля почему-то порыжела, наверное, из-за глины, и мухоморы, красные и совсем с виду игрушечные, весело прыгали под ноги. А дальше, в глубине темного мертвого леса, между черными сгоревшими стволами, подрагивали огненные капли. Воздух пылал рубинами, они висели перед нами безо всякой поддержки, между небом и землей, и я не мог никак понять – как. Это создавало какой-то невероятный объем, я стоял перед аквариумом, только в нем не было воды и стенок, вместо воды были солнечные лучи, которые отражались под разными углами.

– Однако… – сказал Пятахин, который, кажется, тоже проникся. – Роса в паутине застряла… Надо обойти, говорят, в таких местах пауки нехорошие…

Я не спорил.

Двинулись в обход. Паутина продолжала сиять, внутри нее проживал разноцветный дым, складывающийся в переливчатые образы, или казалось это мне…

Гарь закончилась так же неожиданно, как началась, выгорело километра полтора леса. Идя поляной, я еще долго оглядывался на это сиянье и жалел, что нет со мной камеры.

– А ты знаешь, что Жохова перед сном чеснок жует? – спросил Пятахин. – Я сам видел, достает из кармана головку – и жует, жует.