Савельев проговорил:

– Я все думаю, неужто за этим заговором против царя стоит княгиня Старицкая?

– Ты Ефросинью не знаешь. Злобная баба. А ведь сидела она с сыном в темнице после того, как муж ее Андрей Иванович поднял бунт в Новгороде, да и помер после того. И сидели бы они до сих пор, если бы не милость Ивана Васильевича. Это он освободил и Ефросинью, и Владимира Андреевича. А они вот так отвечают на милость государя. Заговором да изменой.

– Пошто царь не отправит их обратно в темницу?

– Это, Дмитрий Владимирович, не наше дело.

– И то верно.

Они прошли в Тайницкую башню Кремля, по подземному ходу вышли к потайной арке. Забрали коней. Поехали по набережной. Князь Крылов к себе, Дмитрий на свое подворье.

По пути передумал, решил поначалу заехать к Бессонову.

На подворье ратника царила суматоха. Еще бы, хозяин с сыном из похода вернулись. Бегали слуги, стряпуха готовила трапезу, топилась баня. Ворота нараспашку.

Бессонов‐старший, завидев воеводу, ринулся к нему. На лице тревога.

– Что, князь? Был ли у царя? Как он встретил? Не гневается ли, что не привезли Ростова живым?

– Столько вопросов, Гордей, – проговорил Дмитрий, слезая с коня, – отвечаю по порядку: у царя был, только что от него, ездил вместе с князем Крыловым, встречал государь приветливо, не гневается, увидел голову изменника, молвил, что доволен. И вот, – он достал мошну, – наградил. Треба посмотреть, сколько денег.

– Пойдем в дом. Вина хлебного выпьем?

– Немного можно.

Бессонов крикнул жене:

– Анфиса, ендову и чаши с вином хлебным в горницу.

– Ой, Дмитрий Владимирович, – увидела Анфиса князя, – какой гость-то у нас! А вина я щас, мигом.

Ратники поднялись в горницу. Бессонов налил по чаше. Выпили, закусили пирогом с зайчатиной.

Савельев выложил мошну.

Пересчитали деньги – получилось двести рублей.