– Есть, командир.
Он коротко кивнул, и ливиец исчез, а Ганнон бросил взгляд в сторону римлян и яростно выругался. Они были уже в пятидесяти шагах. Лошади перешли на галоп. Юноша попытался забыть о страхе. Сколько его людей смогут спастись, если им удастся нарушить порядки наступающей кавалерии? Безумная мысль… Но что-то не позволило ему бежать. Ганнибал должен будет оценить его храбрость. Убрав в ножны окровавленный меч, Ганнон подхватил с земли брошенный пилум. И тут же заметил еще одного ливийца, который не обратился в бегство. Он был ранен в ногу, поэтому остался. Ганнон яростно усмехнулся.
– Готов разбить нос шлюхиным детям?
Тот с готовностью кивнул.
– Да, командир!
Перед тем как кавалерия нанесла удар, Ганнон заметил рядом Мутта. Вокруг него собралась еще одна группа солдат, вооруженных пилумами. Ганнон не удивился, он лишь ощутил теплое чувство братства со своим помощником. Юноша успел бросить последний взгляд через плечо, и его охватило облегчение. Почти половина людей его фаланги добежала до воды. А солдаты Сафона вошли в реку еще раньше. Так что потери не будут катастрофическими. Теперь не вызывало сомнений, что рейд получился удачным, – даже если он сам погибнет. Ганнон приготовил копье и собрался дорого продать свою жизнь.
Римляне уже находились совсем рядом, и юноша мог разглядеть лица врагов, слышал их победные крики. Это были граждане Рима, а не их союзники, на превосходных лошадях, выносливых и хорошо обученных. Большинство всадников были в беотийских шлемах и доспехах; многие сжимали в руках гладиусы или копья. У каждого имелся небольшой щит. Они скакали сомкнутым строем, всадников разделяло всего несколько шагов. Ганнону казалось, что на него стремительно надвигаются стены мышц и металла, он почувствовал резь в мочевом пузыре, но лишь поднял свой щит.
– Им не понравится, если пехота пойдет на них в контратаку, – закричал он раненому ливийцу. – Вперед!
Было настоящим безумием не обратиться в бегство, но Ганнон двинулся вперед. Краем глаза он видел, что ливиец ковыляет за ним. Мутт и его товарищи также пошли вперед. И тогда изо рта Ганнона вырвался пронзительный маниакальный крик, рожденный страхом, отчаянием, остатками мужества и чистой бравадой. Направив копье на всадника, который находился к нему ближе других, длинноногого римлянина примерно одних с ним лет, Ганнон побежал вперед.
– ВИНО! ВИНО! ВИНО! – выкрикивал Ганнон.
Римлянин ошеломленно посмотрел на бегущего врага, но быстро взял себя в руки и нацелил копье ему в голову. Его лошадь заржала и замедлила свой бег – ее напугал кричащий человек с большим щитом. Ганнон сокращал расстояние между ними, продолжая кричать. Одновременно он молился, чтобы его не затоптали другие лошади или кто-то из всадников не ударил копьем в спину.