Квинт видел, как некоторые из них останавливаются и разворачиваются. Сначала их было совсем немного, но с каждым биением сердца к ним присоединялось все больше и больше вражеских воинов. Квинт на мгновение прикрыл глаза, пытаясь понять, что происходит.

Отступление галлов прекратилось. Более того, они повернулись и пошли в атаку.

Никогда в жизни Квинт не чувствовал такой усталости. И хотя он прекрасно понимал, что этого не произойдет, мечтал, чтобы галлы исчезли. Ему хотелось лечь на землю, дать отдохнуть ногам, уйти с проклятого солнца, поспать. Но рассчитывать на чудо не приходилось. В глубине души юноша понимал, что сражение, в котором он только что участвовал, – легкая прогулка по сравнению с тем, что им предстоит. Войска, которые атаковали их фланги, – весьма возможно, ливийцы, и среди них Ганнон? – свежие, рвутся в бой. Между тем разум Квинта переполняли сомнения. Он с ненавистью посмотрел на солнце, сожалея, что оно и не думает клониться к горизонту. Сколько тысяч римлян расстанутся с жизнью до заката? И будут ли среди них он и его товарищи? Погибнет ли отец? Гай? Калатин? И, главное, одержат ли они победу?

Теперь у Квинта уже не было уверенности. Он не знал ответов на эти вопросы.

Ганнон не ожидал, что план Ганнибала сработает настолько безупречно. Но все получилось, и его восхищение главнокомандующим возросло еще больше. Римляне с легкостью заглотили наживку. В результате их наступление прекратилось, легионеры выглядели измученными и напуганными. Ганнон понимал, что такие же чувства испытывают и другие римляне, которым противостояли свежие ливийцы, ведомые его отцом на другом фланге. Складывалось впечатление, что галлы и иберийцы сумели перестроить ряды, и теперь до него доносились звуки сражения, возобновившегося справа. «Вероятно, римлян атакуют еще и с тыла, – возбужденно подумал он, – в противном случае они уже отступили бы».

Значит, Гасдрубал и Магарбал одержали победу в битве кавалерии, из чего следовало, что карфагенская конница атаковала пехоту римлян сзади. От этой мысли настроение Ганнона улучшилось. Ничто так не пугает пехоту, как организованная атака кавалерии. Краем глаза он заметил, что солдаты начали переминаться с ноги на ногу, и это его порадовало. Он совсем недавно позволил им передохнуть и выпить воды, что выглядело вполне разумным ходом: римляне оставались на месте. Однако его солдатам не терпелось возобновить сражение. Это предвещало успех.

Противостоящие им легионеры уже лишились дротиков, а их дисциплина оставляла желать лучшего. Всякий раз, когда фаланга Ганнона выдвигалась вперед, большинство из них начинали паниковать и обращались в бегство. Сражение закончилось. Теперь римлян убивали в спину – поле битвы стало бойней. «Но это необходимо сделать, – мрачно подумал Ганнон. – Рим не понимает дипломатии. Только грубая сила может преподать им суровый урок». Кроме того, далеко не все легионеры сдались. С разных сторон поля боя доносился шум отчаянных схваток. Если эти солдаты наберутся мужества или их возглавит отважный офицер, они могут представлять собой угрозу. Значит, их необходимо раздавить. Полностью.