Не отрывая от нее взгляда, Бен-Гур слегка склонил голову.

– Мне доводилось слышать про обычай, которого строго придерживаются в своем кругу игроки в кости, – продолжала она. – Когда игра окончена, они сверяются с записями на своих табулах и подводят счета; затем они поднимают чаши с вином в честь богов и возлагают корону на голову самого удачливого игрока. Мы с тобой тоже занимались игрой – она продолжалась много дней и ночей. Почему бы и нам, коль скоро мы доиграли ее до конца, не посмотреть, кому по праву должна принадлежать эта корона?

Все так же не сводя с нее взгляда, Бен-Гур беспечно ответил:

– Мужчина не может помешать женщине поступать так, как ей хочется.

– Скажи мне, – продолжала она, склонив голову и насмешливо улыбнувшись, – скажи мне, о князь Иерусалима, где сейчас он, этот сын плотника из Назарета и в то же самое время Сын Господа, от которого в последнее время все только и ждали всяких чудес?

Нетерпеливо взмахнув рукой, он ответил:

– Я не сторож Ему.

Прекрасная головка склонилась еще ниже.

– Разрушил ли он Рим до основания?

И снова, но уже с раздражением Бен-Гур взмахнул рукой.

– И где же он основал свою столицу? – продолжала она. – Не могу ли я взглянуть на его трон и на бронзовых львов, охраняющих его? А его дворец – он воскрешает мертвых, так что же ему стоит возвести себе золотой дворец? Ему надо всего лишь топнуть ногой и произнести одно только слово – и тут же воздвигнется дворец с колоннами, как в Карнаке.

Слова ее зашли чересчур далеко, чтобы быть просто шуткой, вопросы звучали оскорбительно, тон был недружелюбным. Видя это, он насторожился и, пытаясь свести все к шутке, сказал:

– О Египет, давай подождем еще немного, день-другой, может быть, неделю, и тогда увидим Его самого, Его дворец и львов.

Не обращая внимания на его слова, она продолжала:

– И почему я должна видеть тебя в этом одеянии? Эта одежда не для человека власти. Мне довелось однажды видеть сатрапа Тегерана, он был облачен в шелковый тюрбан и затканный золотом кафтан, а эфес и ножны его сабли ослепили меня сиянием драгоценных камней, которыми они были усыпаны. Мне казалось, что сам Осирис облек его солнечным сиянием славы. Боюсь, что ты не вступил во владение своим царством – тем царством, которое я хотела разделить с тобой.

– Дочь моего почтенного гостя любезнее, чем сама представляет. Она позволила мне понять, что Исида может лишь поцеловать сердце, не завладевая им целиком.

Бен-Гур произнес эти слова холодно-вежливым тоном, и Айрас, поиграв некоторое время бриллиантовой подвеской своего мониста, возразила: