– Для еврея ты очень умен, о сын Гура. Я видела, как этот ваш чаемый Царь Иудейский вступал в Иерусалим. Ты говорил нам, что он в тот же самый день объявит себя Царем Иудейским со ступеней Храма. Я своими глазами видела, как процессия спускалась с холма, неся его на руках. Слышала их пение. Любовалась, когда они размахивали пальмовыми ветвями. Я все время пыталась увидеть среди них человека царственного обличья – всадника, облаченного в пурпур; колесничего в доспехах сверкающей бронзы; величавого воина со щитом в руке. Я искала взглядом его почетный эскорт. Мечтала увидеть князя Иерусалима, командующего этим эскортом или идущего во главе когорты одного из галилейских легионов.

Она послала Бен-Гуру взгляд, полный презрения, а затем рассмеялась ему в лицо, словно возникшая в ее памяти картина была слишком нелепа, чтобы удержаться от смеха.

– И вместо Сезостриса, возвращающегося с триумфом, или Цезаря в шлеме и при оружии – ха-ха-ха! – я увидела мужчину женственного обличья, восседающего на осле и со слезами на глазах. Царь! Сын Божий! Спаситель мира! Ха-ха-ха!

Не совладав со своими чувствами, Бен-Гур поморщился.

– Но я не покинула своего места, о князь Иерусалима! – продолжала она. – Я не рассмеялась там. Я сказала сама себе: «Погоди. В Храме он увенчает себя славой в качестве человека, пришедшего взять в свое владение весь мир». Я видела, как он вошел во врата Храма и прошел во Двор женщин. Я наблюдала, как он остановился перед Золотыми воротами. Весь портик, в котором я стояла, был полон народа. Народ заполнял и все галереи, люди обступили и ступени Храма – там было не менее миллиона человек, и все мы, затаив дыхание, ждали, жаждая услышать его слова. Стояла полная тишина. Ха-ха-ха! Я представляла себе, что услышу, как начнут ломаться оси могучей римской машины. Ха-ха-ха! О князь! Клянусь духом Соломона, ваш Царь Мира всего лишь натянул себе на голову покрывало и вышел прочь через дальние ворота, не разомкнув своих уст, чтобы сказать хоть слово! Так что римская машина все еще крутится!

Еще ни разу – ни когда Балтазар приводил аргументы в пользу своей точки зрения, ни когда на его собственных глазах произошло чудо – загадка Назаретянина не была столь откровенно сформулирована перед ним. Но в конце концов, лучшим способом приблизиться к пониманию божества служит постижение человеческого. В вещах, превосходящих наше понимание, мы прежде всего стараемся обнаружить действие Господа. Поэтому картина, нарисованная египтянкой, в особенности ее кульминация, когда Назаретянин не пожелал войти в отверстые перед ним ворота, была недоступна пониманию человека, движимого обычными земными побуждениями. Но для человека, любящего притчи, сцена эта лишний раз подтверждала то, что столь часто провозглашал Христос, – что миссия Его была отнюдь не политической. Потребовалось не так уж много времени, чтобы логически развить эту мысль; и выводы, к которым пришел Бен-Гур, вытеснили из его сознания идеи отмщения, а этот человек с женственным лицом и длинными волосами, со слезами на глазах стал куда больше прежнего близок ему – близок настолько, что душа Бен-Гура тоже начала меняться.