Дин продвигался к реке, внимательно разглядывая следы Хабары, когда вдруг почувствовал на своем затылке пристальный взгляд человека или зверя.
Не подавая вида, что заметил опасность, старик продолжал ровно шагать к Шумаку и, мгновенно метнувшись за кедр, обернулся.
В десяти шагах от него, за мешаниной стланика, стоял Лю.
Молодой человек зарос бородой, одежда его висела клочьями, и голенища русских яловых сапог скоробились от грязи.
Лоб, уши, грязные кисти рук — это было видно даже на расстоянии — вспухли от укусов гнуса, узкие глаза покраснели и слезились, будто пришелец только что отошел от дымного костра.
— Нихао, ланжэнь! — кинул Лю вполголоса, и на его лице, как судорога, мелькнула усмешка. — Яо синдун, буяо дэндай[62]. Не так ли?
— Я пока не найди, — сухо отозвался Дин, пытаясь скрыть волнение, вызванное непредвиденным появлением соплеменника. — Тут шибко тлудно, господина Лю.
— Чжэ цзего хэй ши бухао-ди[63], — проворчал нежданный гость. — Хозяин очень недоволен, старик.
— Эта земля — ести майфу[64], — сморщился Дин. — Я живу здесь шэн сы мо цэ[65] — и все равно ничего не найди. Цзэньян бань?[66]
Лицо Лю потемнело совсем. Он свернул папиросу, закурил, сказал устало:
— Ты желаешь меня обмануть, старик. Твои следы то и дело — сверху следов артельщика. Однако и он ходил за тобой. Зачем это? Значит — запах добычи.
Молодой человек приблизился к Дину, затоптал окурок, закидал его рыхлой землей, сообщил:
— Хабара ушел к Шумаку. Я знаю, где искать. Идем быстро.
Они направились к реке. Старик шагал необычно — волочил ноги, натыкался на ветки, и тревожные мысли не покидали его.
Дин понимал, каких усилий и риска стоила Лю Джен-чану дорога к Шумаку.
Значит, Куросава не верит артели и послал парня приглядеть за ней. А может, Лю отправился сам, плюнув на японца? Мальчишка умеет ловить удачу, и стрелять он тоже наловчился, злобный собачий сын! Теперь, притащившись в тайгу, в этот забытый богом угол, он постарается добиться своего или уберет с дороги ненужного уже ему старика.
А ведь Дин чувствовал, что стои́т на пороге фарта, что вот-вот найдет Золотую Чашу, и жизнь полными пригоршнями заплатит ему за все лишения долгого века. С Хабарой можно будет столковаться, а нет — так обмануть или убить его, и тогда мечта о Сингапуре, о покое и почете станет ощутимой, как золотой слиток. И — на́ тебе! — в это самое время появляется Лю.
Грустные мысли до такой степени расстроили Дина, что уже казалось: в теле иссякли последние силы и ноги передвигаются только волоком.
Дин с ненавистью рассматривал затылок и спину Лю, прикрытую понятой, — и вдруг усмехнулся: даже такие крепкие спина и затылок не выдержат удара топором или одного-двух выстрелов.