– Здесь тебе не Европа, – зашипел я в ответ, – междугородние автобусы ходят по белорусским дорогам не каждый час, а только каждый день! Если опоздаем к его отходу, вновь придётся искать попутную машину…

В коридоре послышались шаги и я умолк.

– Вот, взгляните, – осторожно опустила Дворцова на обеденный стол увесистый прямоугольный предмет, аккуратно обмотанный куском пожелтевшей бязи. Храню его как зеницу ока. Что ещё остаётся на старости лет? Только вспоминать былое и годы!

Она развернула ткань и перед нашими взорами предстала тёмно-зелёная обложка действительно очень старого альбома. Но на его кожаной тиснёной обложке ещё вполне можно было различить вставшего на задние лапы геральдического льва и витиеватый растительный узор по периметру. Впрочем, всё это меня не особо заинтересовало. Вот только четыре королевские лилии, украшавшие углы альбома, заставили несколько насторожиться.

– Лилии, – подумалось мне, – это ведь что-то чисто французское. Герб каких-то их королей. Вспомнить бы только каких…

– Это мой муж, – тем временем принялась рассказывать Елизавета Анджеевна, оглаживая пальцами каждую фотографию, – Аристарх Дворцов! При этом она раскрыла альбом не как обычно, т. е. на первой страница, а почему-то на последней. Я его звала Арик, и он как раз приходился племянником моему отчиму. Вот так судьба распорядилась. Вот мы все вместе на море, в Геленджике. А тут в Суздале гуляем по главной улице…

– Это Владимир, – поправил её я. Золотые ворота стоят во Владимире, а вовсе не в Суздале.

– Правда? – непритворно удивилась Дворцова. А мне всегда казалось, что это Суздаль.

– Просто данный город стоит неподалёку от Владимира, и вы их просто перепутали, – поспешил я исправить свою бестактность, – поскольку Сандрин взглянула на меня крайне неодобрительно.

Хозяйка рассказывала о чём-то ещё, но теперь я решил не вмешиваться в разговор и потянулся за остывшим чайником, чтобы утолить жажду, мучавшую меня после несколько переслащённого пирога. Попивая чуть тёплый чай, я рассеянно взглянул на Сандрин и вдруг заметил, что она вся подобралась, словно кошка перед броском.

– А это что такое? – протянула она руку к альбому.

– Это ещё мамины бумаги, – отложила посеревший от времени бумажный конверт в сторону хозяйка квартиры. Там её старые фотографии на документы, и даже какой-то старый карандашный рисунок.

– Старый, значит ещё довоенный? – уточнила Сандрин, и её глаза при этих словах хищно сузились. Можно ли мне на него взглянуть? Всякая старина меня очень интересует.

Секунда и нашим взорам предстало несколько разноразмерных фотографий, некоторые из которых уже выцвели до почти неразличимого состояния. Среди них оказался и небольшой портретик, выполненный чёрными чернилами очень умелой рукой. На нём был изображён в профиль довольно упитанный мужчина с пышными бакенбардами, голову которого словно подпирал жесткий воротничок форменного мундира. Под портретом была короткая надпись. «Дорогой Лидусе от брата Константина. Станешь мамой, обязательно подари мою физию своему сыночку». Несколько ниже портрета из-под самодельной бумажной окантовки рисунка частично проглядывали и цифры, которые можно было прочитать как «V – 1939».