Он уставился на меня широко раскрытыми глазами, потом кивнул, словно подчеркивая, что рассказывает правду. Подался ко мне и зажал руки между колен.

– Я его видел, – добавил он.

– Говорящий труп?

– Он встал!

Этельвольд сделал жест, показывая, что именно имеет в виду.

– Кто «он»?

– Мертвец. Он встал и разговаривает!

Этельвольд все еще пристально смотрел на меня, и на лице его было написано негодование.

– Это правда, – добавил он.

Судя по его тону, он понимал, что я ему не верю.

Я подвинул скамью поближе к очагу.

Прошло десять дней с тех пор, как я убил викингов и подвесил их тела над рекой.

Ледяной дождь шуршал по тростниковой крыше и колотил в запертые ставни. Две мои гончие лежали перед огнем; одна печально посмотрела на меня, когда я зацарапал по полу скамьей, потом снова опустила голову.

Дом этот построили римляне, поэтому пол был выложен плиткой, стены были каменными, но тростниковую крышу я уложил сам. Дождь плевался сквозь проделанное в ней дымовое отверстие.

– И что же говорит мертвец? – спросила Гизела – моя жена и мать двоих моих детей.

Этельвольд ответил не сразу, может, потому, что считал – женщина не должна принимать участия в серьезном разговоре. Но по моему молчанию он понял: Гизела вольна говорить в собственном доме. И Этельвольд слишком нервничал, чтобы настаивать, чтобы я ее отослал.

– Он говорит, что я должен быть королем, – негромко признался он и посмотрел на меня, боясь, как я отреагирую.

– Королем чего? – прямо спросил я.

– Уэссекса, конечно, – ответил Этельвольд.