Алдхельм дрожал и плакал, и я тащил клинок на себя до тех пор, пока его кончик не оказался в рваной ране, в мешанине крови и изувеченной кольчуги. Потом с силой вонзил клинок в его глотку и повернул. Он трясся, из него хлестала кровь, как из свиньи, а потом Алдхельм умер.

Я выбросил его знамя в Темез, поднес ко рту сложенные ладони и прокричал людям на другом берегу реки:

– Скажите Альфреду, что Утред Беббанбургский вернулся!

Только теперь я сражался за Мерсию.

* * *

Этельфлэд настояла на том, чтобы Алдхельм получил христианское погребение. В деревне была маленькая церковь, чуть больше коровника, с крестом, приколоченным к крыше, а вокруг нее – кладбище, где мы выкопали шесть могил для шести мертвецов.

Уже имевшиеся могилы были едва отмечены, и одна из лопат вонзилась в труп, разорвав шерстяной саван, так что выплеснулся вонючий жир и показались ребра.

Мы положили Алдхельма в эту могилу. Поскольку многие мерсийцы были его людьми, а мне не хотелось подвергать их верность еще большему испытанию, я позволил им похоронить его в прекрасных одеждах и кольчуге. Но я оставил себе его шлем, золотую цепь и коня.

Отец Пирлиг помолился над свежими могилами, а потом мы ушли.

Мой кузен, очевидно, находился в своем поместье рядом с Глевекестером, поэтому мы поехали туда.

Теперь я возглавлял больше двухсот человек, в основном мерсийцев и, без сомнения, в глазах моего кузена – мятежников.

– Ты хочешь, чтобы я убил Этельреда? – спросил я Этельфлэд.

– Нет! – потрясенно ответила она.

– Почему?

– А ты хочешь стать повелителем Мерсии? – парировала она.

– Нет.

– Он – главный олдермен Мерсии и мой муж. – Этельфлэд пожала плечами. – Может, я его и не люблю, но я за ним замужем.

– Ты не можешь быть замужем за мертвецом.

– Убийство все равно грех, – ласково сказала Этельфлэд.

– Грех! – пренебрежительно бросил я.