– Угодно, сир? – спросила Мари, показывая рукой на дверь в другую комнату.

– Да, правильно, Мари, – ответил Карл, – будем ужинать.

– Милый мой Шарль, – сказала Мари, – вы ведь попросите вашего брата-короля извинить меня?

– За что?

– За то, что я отпустила наших слуг. Видите ли, сир, – обратилась она к королю Наваррскому, – Шарль любит, чтобы за столом ему служила одна я.

– Святая пятница! Охотно верю, – ответил Генрих.

Мужчины прошли в столовую, а заботливая и трепещущая за ребенка мать укрыла теплым одеяльцем малютку Шарля, который спал крепким детским сном, вызывавшим зависть у большого Шарля, и не проснулся.

Тогда Мари прошла к гостям.

– Здесь только два прибора! – сказал Карл.

– Разрешите мне прислуживать вашим величествам, – ответила Мари.

– Вот видишь, Анрио, из-за тебя мне неприятность! – сказал Карл.

– Какая, сир? – спросила Мари.

– А ты не понимаешь?

– Простите, Шарль, простите!

– Прощаю, садись рядом со мной – здесь, между нами.

– Хорошо, – ответила Мари.

Она принесла еще прибор, села между двумя королями и стала их угощать.

– Не правда ли, Анрио, – сказал Карл, – хорошо, когда у тебя есть такое место, где ты можешь есть и пить спокойно, не заставляя кого-нибудь другого сначала пробовать твое кушанье и твое вино?

– Сир, поверьте, что я как никто способен оценить всю прелесть такого счастья, – сказал Генрих, улыбаясь и отвечая этой улыбкой на свою мысль о собственных вечных опасениях.

– А чтобы мы продолжали чувствовать себя так же хорошо, говори с ней о чем-нибудь хорошем, не надо ее впутывать в политику; в особенности не надо ей знакомиться с моею матерью.