– Верно, буква в букву! – воскликнул Карл. – Слушай, Мари, я хочу, чтоб это стало твоим девизом. Никогда ни один девиз так справедливо не бывал заслужен. Спасибо, Анрио. Мари, я велю выложить его из алмазов и подарю тебе.

Ужин кончился; на соборе Богоматери пробило два часа.

– Теперь, Мари, – сказал Карл, – в награду за его хвалу тебе ты дашь ему кресло, чтобы он мог поспать в нем до утра; только подальше от нас, а то он так храпит, что даже страшно. Затем, если проснешься раньше меня, то разбуди нас, – нам в шесть часов утра надо быть в Бастилии. Доброй ночи, Анрио. Устраивайся, как тебе любо. Но вот что, – добавил он, подойдя к королю Наваррскому и положив ему руку на плечо, – заклинаю тебя твоей жизнью, – слышишь, Генрих, твоей жизнью! – не выходи отсюда без меня и ни в каком случае не вздумай вернуться в Лувр.

Генрих если не понимал, то слишком многое подозревал, чтобы пренебречь этим советом.

Карл IX ушел в свою комнату, а Генрих, ко всему привычный горец, вполне удовлетворился креслом и очень скоро оправдал предосторожность своего шурина, который поместил его подальше от себя.

На рассвете Карл разбудил Генриха, а так как Генрих спал одетым, то туалет его не занял много времени. Король был счастлив и приветлив – таким его никто не видел в Лувре. Часы, которые он проводил в домике на улице Бар, были в его жизни часами солнечного света.

Они вдвоем прошли через спальню. Молодая женщина спала на своей кровати, младенец спал в колыбели. Во сне и она и он чему-то улыбались. Карл остановился на минуту и с бесконечной нежностью глядел на них, затем, обернувшись к Генриху, сказал:

– Анрио, если ты когда-нибудь узнаешь, какую услугу я оказал тебе сегодня ночью, а меня уже не будет на этом свете, то не забудь этого ребенка, которого ты видишь в колыбели.

Не дав Генриху времени задать вопрос, Карл поцеловал в лоб мать и ребенка, шепнув им:

– До свидания, ангелы мои.

И вышел. Генрих в раздумье последовал за ним.

Дворяне, которым Карл приказал с ним встретиться, ждали у Бастилии, держа под уздцы двух лошадей. Карл жестом предложил Генриху сесть на одну из них, сам сел на другую, проехал через Арбалетный сад и направился по кольцу внешних бульваров.

– Куда мы едем? – спросил Генрих.

– Мы едем, – ответил Карл, – посмотреть, вернулся ли герцог Анжуйский ради одной мадам Конде или у него в душе столько же честолюбия, сколько и любви? А я сильно подозреваю, что это так.

Генрих не понял ничего из этих слов и молча следовал за Карлом.

Когда они доехали до Маре, где из-за частокола укреплений открывался вид на все то место, которое в то время называлось предместьем Сен-Лоран, Карл указал Генриху в сероватой дымке утра каких-то людей в больших плащах и с меховыми шапками на голове, ехавших верхом за тяжело нагруженным фургоном. По мере того как эти люди подвигались ближе, они вырисовывались четче, и можно было различить ехавшего тоже верхом и беседовавшего с ними человека в длинном коричневом плаще и в широкополой французской шляпе, надвинутой на лоб.