Поэтому приказ короля – пускать к нему одного только мэтра Паре – никого не удивил. Мизантропия, как известно, была основной чертой характера Карла IX.
Карл вошел к себе в опочивальню, сел в кресло, напоминавшее шезлонг, подложил под голову подушки и, рассудив, что мэтра Амбруаза Паре могут не застать дома и он придет не скоро, собрался провести время ожидания недаром. Он хлопнул в ладоши, и сейчас же вошел один из телохранителей.
– Скажите королю Наваррскому, что я хочу с ним говорить, – распорядился Карл.
Телохранитель поклонился и пошел исполнить приказание.
Король откинул голову назад: мысли его путались от страшной тяжести в мозгу, какой-то кровавый туман застилал глаза; во рту все пересохло, и Карл выпил целый графин воды, не утолив жажды.
Он пребывал в каком-то дремотном состоянии, когда дверь отворилась и вошел Генрих; сопровождавший его де Нансе остановился в передней и не пошел дальше.
Генрих, услышав, что дверь за ним закрылась, сделал несколько шагов к Карлу.
– Сир, вы вызывали меня? Я пришел.
Король вздрогнул при звуке его голоса и бессознательно протянул ему руку.
– Сир, – обратился к нему Генрих, стоя с опущенными по бокам руками, – ваше величество запамятовали, что я больше не брат, а узник.
– Ах да, верно, – сказал Карл, – спасибо, что напомнили. Но мне помнится еще вот что: как-то раз мы с вами были наедине, и вы мне обещали отвечать на мои вопросы чистосердечно.
– И я готов сдержать это обещание. Спрашивайте, сир.
Король смочил ладонь водою и приложил ко лбу.
– Что истинного в обвинении герцога Алансонского? Ну, отвечайте, Генрих.
– Только половина: бежать должен был сам герцог Алансонский, а я – сопровождать его.
– А зачем вам было его сопровождать? – спросил Карл. – Вы что же, недовольны мной?
– Нет, сир, наоборот; я мог только радоваться отношению вашего величества ко мне: бог, читающий в сердцах людей, видит и в моем сердце, какую глубокую привязанность питаю я к моему брату и королю.
– Мне кажется противоестественным бегать от людей, которых любишь и которые тебя любят, – ответил Карл.
– Я и бежал не от тех, кто меня любит, а от тех, кто меня терпеть не может. Ваше величество, разрешите мне говорить с открытой душой?
– Говорите, месье.