— Прошу, Григорий Ефимович, — сказал князь и господина под локоток ближе подвёл, — прошу любить и жаловать. Шофёр у нас нынче редкий. Сюрпризом для вас — и не шофёр вовсе, а тоже мой гость и старый знакомый. Дело у него к вам. Так что вы пока побеседуйте, а я, с вашего позволения, отлучусь ненадолго. Там тоже гости ждут, неловко.

И с тем вспорхнул по винтовой лесенке, улыбаясь по-прежнему.

Господин в костюме Верноном назвался, сказал, что из Англии. Нерусский, оно и сразу понятно было. Полюбовался этот Вернон креслами резными и на одном уселся, а Григорий в диване утонул.

Рядом круглый чайный стол стоял с самоваром и блюдами, полными всякой всячиной — бутербродами, хрустящими корзиночками с начинкой, пирожными… Ну, пирожные — не про Григория угощение. Он и так-то сладкого не ел, а тут ещё пост Рождественский. Но корзинку-другую съел, конечно. Выбрал с рыбкой мелко порубленной: пятница-то закончилась уже, суббота началась, и рыбку вкушать можно.

Чай — чаем, а вино хорошее тоже не позабыл для гостей князь: мадеру, херес, портвейн с марсалой. Стояли наготове большие рюмки из тёмного стекла. Вернон принялся за херес, но вино только пригубливал, а Григорий мадеру пил глотками большими и ещё себе подливал.

Слово за слово, стала уходить настороженность — приятно оказалось говорить с этим Верноном. Похвалил его Григорий: мол, язык русский хорошо знаешь. А тот в ответ:

— Неужто лучше, чем ваш знакомый немец, с которым на Гончарной встречаетесь?

Вот это был сюрприз так сюрприз. И тут уже совсем другой разговор у них затеялся. Вернон будто сам на Гончарной за столом сидел — всё знал, как и о чём австрияк с Григорием договаривались. Мысль мелькнула: уж не Лилька ли ему всё выкладывает? Но нет, знал англичанин и то, что ей неведомо — иной раз ведь и с глазу на глаз Григорий с гонцом разговаривал, переводчицу рыжую удалив.

И вот Вернон этот спокойно объяснять стал, почему с немцами никак дел иметь нельзя, а с англичанами, наоборот, очень даже можно и нужно. Другой для убедительности говорил бы громко, руками размахивал. А он — нет. Сидит, сигарой попыхивает, вино маленькими глоточками пьёт и вроде даже улыбается, словно перед ним дитя неразумное.

Красивую картину нарисовал Вернон. Разобьём, говорил, немца, и не останется на свете Германии — только десяток маленьких княжеств, и довольно с них. Пусть спасибо скажут, что легко отделались. Австро-Венгрии тоже конец. То есть Австрия сама, так и быть, сохранится, но без армии. Венгры же, чехи и прочие, кто под австрияками ходят нынче, — сами по себе заживут.