С конца девяностых годов у главного входа в Мраморный дворец установили памятник Александру Третьему. Новая игрушка для российского холопа — та, что развлекала Бурлюка с Маяковским на Знаменской площади. Ночами в памятник упирался луч сверхмощного военно-морского прожектора, установленного на здании Адмиралтейства в начале Первой мировой: он лупил вдоль всего Невского проспекта.

После переворота большевики переименовали Николаевский вокзал, перед которым стоял памятник, в Московский; Знаменскую площадь — в площадь Восстания и Невский проспект — в проспект Двадцать Пятого Октября. Сам комод, на комоде бегемот сковырнули с пьедестала и чудом не уничтожили. Он устоял и во время блокады Ленинграда, когда в него, единственный из памятников города, попал немецкий снаряд. Несколько десятилетий бронзового Александра можно было увидеть только через окошко во внутреннем дворике Русского музея — к слову, бывшего музея Александра Третьего, куда император передал коллекцию русской живописи из Эрмитажа и собственного собрания.

Выяснилось, почему скульптор изобразил государя в такой странной одежде — высокой шапке и кургузом тулупе. Всё же конная статуя, парадный портрет… Александр Третий основал Транссибирскую магистраль и назначил наследника-цесаревича председателем Комитета по строительству. Поэтому император Николай Второй, увековечивая память родителя, выбрал местом для памятника площадь перед вокзалом. А Мария Фёдоровна, утверждая облачение супруга, остановилась на униформе железнодорожного кондуктора. Жена и сын хорошо знали, что Александр Третий почитал Транссиб одним из главных успехов своего правления. И гордился, что при нём, единственном из государей, Россия не воевала.

Все великие князья в годы Первой мировой открывали в своих дворцах госпитали. Мраморный дворец — не исключение: здесь выхаживали раненых офицеров. После семнадцатого года дворец отдали Министерству труда, потом — Российской академии истории материальной культуры… Наконец, в памятном для страны тридцать седьмом году в Мраморном дворце открылся музей Владимира Ильича Ленина.

Рассказывая о северной российской столице, не упомянуть об этом персонаже соблазнительно, но невозможно. Без него не обошёлся и роман. Тем более — без малого семьдесят лет город носил его имя, сделавшись Ленинградом.

Владимир Ильич Ульянов, эмигрант из фракции Социал-демократической партии, узнал о событиях февраля 1917 года в Цюрихе, где застал его Ронге: прочёл на уличных щитах с бесплатными газетами. Вместе с другими товарищами жадно читал о России, где не был десять лет. Как же так? Пока они здесь нищенствуют, грызутся, лысеют над книгами Маркса и рвут перьями бумагу, строча письма издалека, — в России делят государственную власть! Императора при сочувствии армейских генералов низложили депутаты Государственной думы — члены партий кадетов, трудовиков, октябристов… Большевики остались не у дел. Надо было скорее ввязаться в драчку, как любил повторять Владимир Ульянов. Его поездки к посланнику Германии в Берн участились.