Князь Феликс Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович, Игорь-Северянин и Александр Куприн, Корней Чуковский и Алексей Толстой, Всеволод Мейерхольд и Максим Горький, купцы и банкиры, министры и генералы, думские депутаты и гвардейские офицеры — «Виллу Родэ» любили и посещали все.
Даже великую переводчицу Татьяну Щепкину-Куперник по молодости занесло сюда однажды с компанией знакомых: даме появляться на «Вилле» в одиночку — верх неприличия. Расположились в кабинете.
— Ой, а что там? — спросила она, глядя на занавешенный альков.
— Ничего особенного, — с деланым равнодушием ответил оказавшийся в компании Куприн. — Табуретка и умывальник.
Любопытная Татьяна Львовна потянула за шнур с кистями — и залилась краской стыда, увидав огромную кровать с призывно откинутым уголком одеяла.
Александр Блок жил в Коломне — на другом краю города, но «Виллу Родэ» посещал регулярно. Зато жена его сюда ни ногой, памятуя о возмутительно смачной оценке Чуковского:
Здесь каждый вечер в час назначенный плыли между столиков манящие незнакомки. И хотя Блок разглядел свою Незнакомку сквозь паровозный дым в привокзальном ресторане на станции в Озерках — о других он упоённо писал прямо на «Вилле», приказав подать перо и бумагу.
Я сидел у окна в переполненном зале. Где-то пели смычки о любви. Я послал тебе чёрную розу в бокале Золотого, как небо, «Аи».
Так изящно и просто, с цветком и шампанским, случались в заведении Родэ мимолётные знакомства с продолжением в алькове кабинета…
Неслась навстречу гибели огромная империя, а в лучших ресторанах ещё кутили столичные жители, по примеру Юсупова норовя перегнать Москву. И кто остались живы — плакали потом в Константинополе и Лондоне, Берлине и Париже, вспоминая невозвратное вместе с Николаем Агнивцевым.
«Кюба», «Контан», «Медведь», «Донон»! Чьи имена в шампанской пене Взлетали в невский небосклон