— Оленька, ну к чему это всё, — укорял он её.

— Поверь, пригодится, — отвечала она, выкладывая на самый верх разбухшего колониального багажа махровое банное полотенце. — Всё лучше, чем твой фотоаппарат с гармошкой и никому не нужная позорная труба!

— Не позорная, а подзорная! И не труба, а телескоп, чтоб ты знала.

— Вот я и говорю, где ты читал, что на войне в него кто-то смотрелся?

— А Наполеон? Он в Египетскую кампанию всю свою Академию наук при себе держал. Телескопов у него было немерено!

— Кто ты, а кто Наполеон!

Астроному-любителю оставалось только разводить руками.

Последний экзамен выпускники встретили оглушительной пьянкой. Гуляли в «Праге», в очередной раз потеснив из злачного места набухающую, словно сдобная опара, армию аферистов, валютчиков и подпольных миллионеров. После девяти вечера в огромной зале не смолкал мужской хор дипломированных разведчиков. Гремели «Катюша», «По долинам и по взгорьям». К полуночи немногие из уцелевших хористов затянули певучие украинские песни. Поскотин, пребывавший в пограничном между явью и навью состоянии, как обычно силился найти ответ на вопрос, почему советские граждане обожают западную музыку, а как нажрутся — горланят исключительно народные песни. Вскоре вопрос рассосался сам собой, оставив перспективы для поиска ответа на него до следующего загула. Герман, исчерпав ресурсы мыслительной деятельности, присоединился к мужскому хору, пытаясь угасающим сознанием проникнуть в тайны этих незамысловатых напевов, расслабляющих и врачующих уставшие души. Он ворошил свою память в поисках украинских песен с призывами к борьбе или сопротивлению, но тщетно. А в это время тенор из партнабора уже отрешённо выводил: «Ой там на гор╕, ой там на крут╕й…» Растроганный Герман, вместе с немногими бодрствующими выпускниками, тотчас подхватывал: «…ой там сид╕ла пара голуб╕в». Его глаза влажнели, в груди рождались сладостные спазмы.

«Будет уже сопли распускать! — прервал его упоительное путешествие в нирвану Шурик Дятлов. — Дело есть! Веник сбор объявил». Поскотин, превозмогая качку, вслед за другом направился к выходу, цепляясь за спинки стульев. На улице их ждал Мочалин. Силуэт его сутулой фигуры с крупным носом и скошенным подбородком был совмещён с афишей фильма «Гостья из будущего», тем самым как бы выявляя в детской картине зловещий подтекст.

— Слушать будешь? — мрачно спросил подошедшего друга Мочалин.

— А что мне слушать…, я и спеть могу! — игриво откликнулся Поскотин, расплывшись в пьяной гримасе.

— Брось паясничать! На, послушай, два часа назад записал, пока вы тут с Шуриком резвились.