Толстуха приносит белую фарфоровую супницу из старого фамильного сервиза с оловянным половником.

Мы со Ставро садимся друг против друга. Согласно восточной традиции, женщины едят отдельно и сначала обслуживают мужчин. Я вспоминаю о своей прабабке, которая жила в Лангедоке. Она никогда не садилась со всеми за стол и только по праздникам, когда собиралась вся семья, соглашалась присесть за краешек стола во время десерта, быстро съедала что-нибудь и спешила скрыться на кухне.

В доме Ставро тоже чтут древние традиции. Его племянницы живут затворницами и в лучшем случае лишь раз в неделю выходят за порог, чтобы посетить с матерью церковь. Мужчины не бывают в этом доме, и лишь для меня делается исключение.

Великолепное самосское вино пенится в двух графинах в виде женщин, одетых в античные туники. В руках у одной из них, олицетворяющей весну, — охапка цветов, а у другой — осени — связка плодов. Наливая мне вино, Ставро вновь бросает на меня лукавый взгляд. Если бы товар не лежал у меня в трюме, я бы подумал, что он сыграл со мной какую-то шутку.

— А где Абди, что вы с ними сделали? — спрашивает Ставро, питающий к нему слабость.

— Он на борту, вместе со всеми, и здоров в отличие от других.

И я рассказал ему о злоключении моих матросов.

— Да, так-то лучше, — заключает он наставительным тоном. — Это отучит их шляться где попало, ведь они не пропускают ни одной арабской забегаловки. Я знаю, что ваши люди вам преданы, но некоторые хитрецы сумеют вытянуть из них все, что надо, да так, что они и не заметят. Они и так уже наболтали лишнего о вашей воскресной прогулке. Мне передавали их неосторожные речи… Нет, ничего конкретного, но для знающих людей достаточно некоторых деталей, чтобы призадуматься. Поверьте, с этим пора кончать. Вы твердо решили отдать мне все?

— Да, конечно, но, как я уже говорил, половина суммы должна быть уплачена вперед.

— Ах! Вы опять за свое… Естественно, теперь вы успокоились…

— Я и раньше не волновался…

— Что ж, ладно, вы правы, к тому ж мне нравятся люди, которые умеют за себя постоять.

Мы лакомимся сыром рокфор, и живописные графины быстро пустеют, хотя Ставро пьет только воду. Я слишком рьяно принялся за дело и чувствую, что мои мысли начинают путаться. Нужно взять себя в руки.

— Я был в Каире, — продолжает Ставро, — по вашему делу. Я должен представить вас человеку, который купит все. Он — земляк Петроса Караманоса, и ему принадлежит ферма, на которой вы были. Он разрешил своему фермеру продать вам четыреста ок, чтобы посмотреть, что вы будете делать дальше…