— А тебя в бронированную камеру?
— Зачем?
Баженов изобразил на лице собачью преданность, но в его глазах искрились азарт и вызов. Токарев нахмурился, он снова терял инициативу. Чтобы опровергнуть историю Баженова и доказать его причастность, нужен Абрамов или улики. Ни того, ни другого у него не было. В любом случае доказательство потребует уйму времени и ресурсов. Холодок пробежал по его спине, предчувствие поражения, когда казалось: до победы один маленький шаг. Вот тебе и тонкий знаток психологии преступника!
— Вчера ты признался мне в убийстве Солнцева, — беспомощно произнес он.
— Что вы, товарищ капитан, хотите от человека в состоянии аффекта. Нормально? Сначала дубинами по голове стучат, как по барабану, сапогами по лицу, а потом к совести призывают. Вас бы по кумполу, посмотрел бы, что вы скажете. Гена, отметь там, что я сопротивления при задержании не оказывал, спал, проверьте омоновцев, на них ни одного повреждения. Меня избили, чтобы показания получить, Николай Иванович. Считай, применяли пытки. Отметил?
— Перерыв! — выкрикнул Токарев. — В камеру его!
10
10
10Как тигр в клетке метался Токарев из угла в угол своего кабинета. Ошеломленный Кривицкий тихо сидел в углу и глазами сопровождал неистовые перемещения старшего товарища. Оба молчали. Атмосфера помещения искрилась бешенством. Токарев резко остановился напротив Кривицкого и устремил на оперативника взгляд, полный ненависти.
— Что делать будем? — яростно, не разжимая зубов, прошипел он.
— Не знаю, — растерянно ответил Гена.
— Не знаешь? А кто знает? — прорвало Токарева. — Может быть, Алексея Николаевича спросить? Единственный, кто умел думать в нашем коллективе! — следователь гремел так, что его голос вырывался в коридоры притихшего отдела. — Так его больше нет, не с кем теперь посоветоваться. Бездельники! Ты сидел в углу, ты видел, что он просто издевается над нами. И тебе нечего предложить? Наша работа, Гена, — это не спички вокруг трупов собирать, а думать, применять нестандартные приемы, психологически переигрывать преступника. Инициатива всегда должна быть у нас, иначе всё, ничего не выйдет. Думай, Гена, думай, ориентируйся на ходу. Детство кончилось! Ты в милиции работаешь пятый год, ни одного нормального предложения! Я никого не желаю больше водить за ручку. Невозможно все время отсиживаться за моей спиной!
Зазвонил телефон. Кривицкий, как за избавление от страданий, схватился за трубку.
— Да! Сейчас, — он отвел трубку в сторону. — Николай Иванович, дежурный докладывает. Пришел Роман Свекольников, очень просит его принять. Хочет поговорить.