— Ну вот, — сказала мама, занимая обычное место за кухонным столом, — дело сделано.

Джорджа Брайана вырвало во время долгого ожидания.

— Господи, боже мой, — продолжал он бормотать, дёргая ногой. 

Помогавшая Джин Сильвия с ужасом смотрела, как его рвет в деревянное ведро между ног.

— Он болен? — спросила Сильвия.

— Он всегда такой, — сказал я.

— Господи, боже мой, — опять повторил Джордж. 

На нём был великолепный камзол лорда Хансдона из тёмно-синего бархата, отделанный на воротнике и манжетах рысьим мехом. И берет из тёмно-синего бархата с меховой отделкой и двумя чёрными перьями из шляпы, украденной мной у де Валля. На его шее висела золотая цепь с медальоном. Он играл герцога Тезея, его трясло и рвало.

Джон Хемингс шагал по артистической, иногда останавливаясь, чтобы выглянуть сквозь занавес, закрывающий выходы на сцену, но видел в зале лишь слуг, расставляющих тарелки и кубки. Я слышал, как он бормочет свою начальную реплику:

— Не в добрый час я при сиянье лунном надменную Титанию встречаю!

Он играл Оберона, царя эльфов, и был в чёрных штанах, рубашке и плаще из настоящей золотой парчи. Плащ был жёстким из-за золотой проволоки, вплетённой в шелковые нити. Ткань взяли от балдахина над кроватью леди Энн Хансдон, и Сильвия превратила его в плащ, добавив окантовку из чёрного атласа, на котором вышила белые звёзды.

— В нём нельзя садиться, — предупредила она Джона, — потому что он сомнётся и так и останется мятым.

— Сомнётся? — растерянно спросил он.

— Нельзя садиться и вставать на колени, сэр!

— В тот миг я увидал, — произнес Джон Хемингс, одной рукой хватая заячью лапу, висевшую вокруг его шеи на серебряной цепи, — но видеть ты не мог,

— У меня стрела любви! — прогудел Уилл Кемп, схватил Джин и поцеловал её в губы, как и перед каждым выступлением. — Но теперь у тебя есть помощница, — сказал он и взял Сильвию за руку, повернул её, но отпрянул, когда попытался поцеловать, — Господи, что за...