Рейсовый катер «Мутовин» везёт пассажиров из Петропавловска в Приморский – в жутко закрытый гарнизон, который теперь с чьей-то лёгкой руки называется Вилючинск. Путь занимает час. Через всю Авачинскую губу – почти ровно девять миль.

В салоне привинчены не самые уютные дерматиновые кресла, довольно подранные уже и скорее похожие на обшарпанные и протёртые скамейки со спинками. Старинный чёрно-белый телевизор сломан (а как же!); в козла никто не играет, потому что общественные фишки давно спёрли. Кто читает газету, кто дремлет, кто вышел перекурить, кто обратно зашёл... Дизель противно тарахтит, в салоне душно и скучно. За окном пробегают волны и проплывают гористые берега входных мысов бухты Крашенинникова.

Напротив молодой жгучей брюнетки с огромными карими глазами и короткой юбкой полуоткинулся в кресле красавец-каплей с шикарными чапаевскими усами. Тужурка расстёгнута, неуставной галстук с неуставной опять же заколкой в виде БПК 61-го проекта.

Каплей буравит брюнетку пронзительным взглядом, но без толку: та не обращает на него абсолютно никакого внимания, потому как на правом безымянном пальце у неё сверкает золотое колечко, а на соблазнительнейших коленках восседает симпатичный большеглазый охламон. Охламону тоже скучно, он ёрзает туда-сюда, упрямо не желая сидеть на одном месте. Он ковыряет в носу, щиплет маму за янтарные клипсы и вообще демонстрирует жажду общения.

Неожиданно до каплея доходит простая – простейшая! – мысль: возможный путь к сердцу молодой мамы лежит прямо по ортодромии через общение с сыночком. Каплеева морда растягивается в предвкушающе-довольной улыбке. Затем он весело делает охламону «козу», обольстительно смеётся и произносит вкрадчиво:

– При-вет!

– Пливет, – недоверчиво отвечает пацан.

– Тебя как зовут?

Пацан оборачивается на маму и, не увидев на её лице явного «дробь, не наблюдать», докладывает каплею:

– Меня зовут Во-ова...

– А меня зовут дядя Витя. Давай дружить?

– Длузыть? – снова взгляд на маму, которую всё происходящее вроде как интересует не более чем политические распри в Родезии.

– Дава-ай…

Каплей исподтишка смотрит на красавицу-маму, ждёт реакцию. Та снисходительно даёт молчаливое «предварительное добро» на дальнейшие прения, но по-прежнему неприступна, как самая великая китайская стена сразу после сдачи в эксплуатацию. По крайней мере, внешне. Однако что-то в её глазах говорит, что это просто пока… Ну конечно!.. Нельзя же вот так сразу, в лоб… Надо тонко, в обход... Так, так, так…

Каплей, уверенный в предстоящем успехе, гордо поглаживает своё главное достоинство (усы, конечно) и продолжает переть тем же курсом: