– Представляю твое отчаянное положение, Генрих, – заметил дядя Франц. – казалось бы, выжил, в нескольких шагах от желанной свободы, и на тебе, выйти нельзя.

– Ты прав, дядя, я немного запаниковал, но потом взял себя в руки, вспомнил науку отца, когда с ним работал на похожем руднике. Ты же помнишь нашу «Звезду»?

– Такое, Генрих, забыть невозможно. Мы тогда были счастливы и все живы.

– Вот я и нашел ствол вентиляции. Он оказался довольно узким, но мое тощее тело в него пролезло. Найдя обломок черенка лопаты, использовал его в качестве перекладины. Подтягиваясь на руках, постепенно поднимался вверх. Если бы черенок сломался, то я мог улететь с большой высоты вниз, где ждала меня верная смерть от падения на камни. Сколько я лез, сказать не могу. Сил у меня не так много было, приходилось часто останавливаться для отдыха. Когда я выбрался на поверхность, то сил отползти от ствола у меня не осталось. Провалялся обессиленный долго, благо на улице была ночь, и ствол выходил за пределы забора из колючей проволоки, которым, в несколько рядов был обнесен лагерь. Кое-как переставляя ноги, и шатаясь от голода и усталости, до рассвета ушел не далее пяти миль от рудника. Забрался в густой кустарник на дне пересохшего ручья, забылся тяжелым и беспокойным сном. Я не знал точного местонахождения лагеря пленных, меня туда доставили раненного в полубредовом состоянии. Удивляюсь, как я не помер в первые дни своего пребывания. Два дня брел на восток, стараясь не попадаться на глаза людям. Повезло убить крупного песчаного питона. Поскольку костер разводить я опасался, пришлось, есть питона сырым. На седьмые сутки пути я добрался до какой-то фермы. Зарылся в остатки старой соломы и уснул. Утром меня случайно обнаружил хозяин фермы. Я думал, что пришел мой последний день на свободе, да и вообще в жизни. Сообщит хозяин британцам, а те с беглецами не церемонились, удар штыком в живот, и умирай в муках. Но голландец Ван дер Гуттен, оказался хорошим человеком. Он укрыл меня в домике на дальнем пастбище, снабдил одеждой и продуктами. Прожил я там почти месяц, окончательно окреп и немного отъелся.

– Пусть Господь помогает этому хорошему человеку, – произнес дядя Франц, – голландцы всегда к нам были добры, и воевали они отлично.

– Ван дер Гуттен на прощание снабдил меня продуктами и дал старую клячу, указав безопасный путь к португальским территориям. Еще до пересечения границы старая лошадь пала, довелось всю поклажу нести на своих плечах. Страдая от недостатка продуктов и от жары, добрался в порта Бейра. У меня было намерение побыстрее перебраться в Аргентину. Из разговоров, услышанных в лагере, я знал, что много наших соотечественников перебралось сюда. Я очень надеялся, что вам удалась выжить и спастись от преследований британских властей. Три дня, прячась в порту, я наблюдал за различными судами. Мне повезло проникнуть незамеченным на небольшой пароход, уходящий в Буэнос-Айрес. Меня обнаружили моряки через день, когда мы были в открытом море. Капитан не стал выбрасывать меня за борт, а отправил работать кочегаром. Махал лопатой по двенадцать часов, правда, кормили отменно. За время рейса я нарастил мускулы и даже немного прибавил в весе. По прибытии в порт столицы Аргентины, я сбежал с парохода. Две недели, проживая в бедном районе города, потратил на поиски сведений о семье Вольфов. Благо, на рынках народ говорит много. Чтобы привести себя в надлежащий вид, пришлось пойти на ограбление. Загулявший до позднего времени француз любезно поделился со мной деньгами. И вот я в твоем доме, дядя.