Молчавший скандинав смотрел в глаза славянского вождя с неприкрытой ненавистью. Вокруг них собралась толпа местных жителей, желающих увидеть, как боярин будет вершить справедливый суд над бандой датчан.

– Он все понимает, – шептал Монзыреву Славка, читая мысли хёвдинга. – Только понять не может, что он сделал предосудительного. По их законам, он не видит за собой никаких преступлений. Для него это был обычный вик, каких в его жизни случилось немало.

– Ты местный херсир, как я понял, – выдавил из себя слова викинг. – Я вызываю тебя на хольмганг. Пусть боги в судном поединке решат участь каждого.

– Ха-ха-ха! Ты что, тать, совсем ума лишился? Здесь тебе не тинг, и стоим мы сейчас на моей земле, а не на острове Селунд. Да, и мало чести вступать с тобой таким в поединок, безлядвый ты теперь. А дорога у вас всех теперь только одна, до ближайшей трепетицы. Ты и твои вои убивали, насиловали, грабили. Я обещаю вам одно – вам не быть в эйнхерии – никогда не стать воинами небесной дружины Одина. Не достойны!

Толпа народа, окружавшая судилище, одобрительно зашумела.

– Сашка!

– Да, командир.

– Повесить всех.

– Боярин Гордей, не слишком ли круто наказание твое? – подал голос Вадим Всеволодович. – Вполне достаточно было бы вырвать языки и отрубить большие пальцы на обеих руках.

– Вырвать языки надо бы тому, кто навел этих обормотов на мое городище. А этим незачем гулять по земле русской, да и нет у меня умельца в заплечных делах.

– Ну, это дело поправимое. Я с собой завсегда ката вожу.

– А пальцы-то зачем рубить?

– Ты, уважаемый, Гордей Вестимирович, я заметил, в одних вопросах дока, а в других, уж прости, словно дите малое. Вот повесишь, опозоришь нурманов, конечно, слов нет. А ежели им пальцы отрубить, не быть северным татям после смерти в дружине одноглазого бога. Вои и пусть доживают с сим знанием.

Те из викингов, кто понял русский язык, вдруг метнулись на своих врагов, в надежде хоть и не с оружием в руках, но все же погибнуть в бою. Дружинники их мигом скрутили и поставили на колени перед боярами, спокойно стоявшими, будто и не заметившими порыва скандинавов. Так же отрешенно от всего стоял однорукий вождь викингов.

– Херсир, – обратился он к Монзыреву, подавив в себе ненависть к победителю. – Среди выживших воинов есть мальчишка, его Эйриком кличут, на руках его крови нет, в этом клянусь Одином. Это сын моей старшей сестры, я взял его к себе в семью, как велят наши законы. Прошу тебя, возьми его к себе. Когда взрастет, он будет неплохим хирдманом.

Монзырев с любопытством разглядел черноголового отрока, примерно одного возраста со стоящим неподалеку Мишкой. Тяжелое молчание повисло вокруг, все ожидали, что решит их родовой боярин. Как поступит с мальцом? Ожидал, как распорядится юным нурманом, и боярин Вадим, он по складу своего характера не был излишне жестоким к покоренным людям.