Славка опять засопел, припомнив резню у воротного проема. В горнице терема послышался возмущенный ропот присутствующих.

– Козлы, как слепых котят повязали, – высказался Горбыль.

– Их, Саня, не повязали, их, как баранов, порезали, – не согласился Андрей.

– Тихо! – повысил голос Монзырев и бросил взгляд на Славку, хрипло произнес: – Говори.

– Бой шел уже в крепостных пределах. Чем-либо помочь своим я уже не мог, протиснулся мимо дерущихся и к терему побежал со всех ног. Заскочив в терем, за считанные минуты собрал всех, кто был в нем, почти пинками заставил бежать к северным воротам, встречных на пути пристраивал к остальным.

– В лес уводил?

– Нет. Дед всю жизнь, считай, волхвом проработал и, если про священную дубраву на время все забыли, он помнил и мне втолковал, что в случае чего, тропа в нее протоптана. Надо только идти по ней, не веря глазам своим, это как голограмма у нас в будущем – видишь одно, а потрогать нельзя. Плохие предчувствия у деда были. Так по тропке полторы сотни баб и детей вывел к капищу, а найти нас там, в невидимом лесу, уже никто бы не смог. Даже вы. Это я вас углядел, потому и вышел.

Анатолий Николаевич встал с лавки, подойдя к пацану, обнял его, прижав голову к своей груди.

– Спасибо, Слава.

Парень поморщился, ладонь боярина прижала раненое плечо, но он даже не ойкнул, понимая, что Монзыреву сейчас во стократ больнее, чем ему самому. Погибла Галина, его нечаянная любовь, мать его ребенка. Погиб Вестимир, друг и соратник, человек одной с ним крови. Погибли жители селища, ставшего для них, пришлых, родным. Погибли воины, защищавшие крепость до последнего вздоха, осознавшие то, что только мертвые сраму не имут.

Монзырев втоптал свои мысли, свои переживания, свои горе и печаль глубоко, на самый низ души. Потом, оставшись один на один со всем этим, запершись в комнате, можно дать выход эмоциям, а сейчас делать этого нельзя. Люди, окружающие его, конечно, все поймут, но сам он этого допустить не может. Такова доля вождя.

– Сашка!

– Да, командир?

– Боярин Вадим со своими людьми размещен?

– Да. Воины в казарме, она все равно пустует. Самого боярина на постоялый двор определили. Рвался к тебе, Андрей не пустил, сказал, что у тебя жена погибла и тебе надо побыть одному.

Услыхав про Галку, Монзырев замолчал, глаза сделались пустыми, потухшими. Встрепенулся, взял себя в руки.

– Галину не нашли?

– Нет. Боривой рассказал, когда его вязали, Вестимир с посохом в сечу полез, его и зарубили. Твоя, как кошка, попыталась одному из нурманов глаза выцарапать, он ее железным наручем в висок и приложил. Упала в реку, а там течением ее, видать, и отнесло куда в омут. Ты уж извини, командир, за подробности.