Поняв, что не удерут, обе требаки поворачивают в сторону берега. Наверное, надеются оторваться на мелководье, потому что обе в балласте. Только вот и оба брига в балласте. Как старший по званию, я приказываю поднять сигналы бригам, чтобы преследовали требаки. Корвет продолжает гнаться за полакрами, которые тоже в балласте, но большего размера и потому стоят дороже. За три с лишним месяца блокады это будут первые наши призы. Когда дистанция сокращается до одной мили, я приказываю комендорам погонных орудий открыть огонь. Надо спешить, потому что часа через полтора станет темно, а поскольку ночь будет безлунная, есть шанс упустить добычу. Французы тоже знают, что ночью возможность улизнуть резко повысится, поэтому не обращают внимания на наши ядра, пока одно из них не срывает главный парус на бизань-мачте отстающего «Бонапарта». Минут через пять такая же участь постигает и главный парус на грот-мачте. Скорость полакра резко падает, а вместе с ней и французский флаг с грот-мачты.

— Принимай приз! — приказываю я мичману Роберту Эшли, умудрившемуся провалить первый экзамен на лейтенанта.

Впрочем, не сдали почти все, кто пытался. Экзамен проводили потому, что надо это делать каждые три-четыре месяца, традиция такая, но лейтенанты сейчас не нужны. Кораблей больше не становилось, а входящие в состав Средиземноморского флота в боях не участвовали, потерь не имели.

«Жозефина» продержалась еще с полчаса, пока наше ядро не срубило бизань-мачту, которая упала за борт, повиснув на уцелевшем такелаже. Пока матросы перерубали канаты, чтобы освободиться от отломавшегося куска мачты, полакр развернуло вправо, потерял ход, и корвет сократил расстояние до двух кабельтовых. Шкипер решил не рисковать и спустил флаг.

— Принимай приз! — повторяю я приказ мичману Джону Хедгеру, которому еще далеко до экзамена на лейтенанта.

Он уже перестал бояться оказаться на другом английском корабле среди более взрослых, опытных и сильных мичманов, потому что и сам уже не хуже, поэтому с удовольствием отправляется командовать захваченным полакром.

Вернувшись через три недели на транспорте, который привез нашему флоту провиант, мичмана привезли почту и новости. Оказывается, пока мы тут осаждаем долго и нудно, вице-адмирал Горацио Нельсон, будучи вторым по рангу после адмирала Хайда Паркера в Северном флоте (точнее, Немецком, как англичане называют сейчас Северное море, а заодно и флот, несущий на нем службу), повел эскадру в лобовую атаку на датский военный флот, который расположили на рейде Копенгагена настолько безграмотно, насколько возможно. Если бы датские корабли встретили врага продольным огнем, вся английская эскадра была бы уничтожена на подходе. Даже несмотря на тупость датчан, они бы выиграли, если бы не струсили. Им надо было продержаться еще пару часов — и у англичан некому было бы воевать: часть кораблей сидела на мели, а остальные были основательно повреждены. Горацио Нельсон понял, что оказался в ловушке, и блефанул от души, предложив датчанам сдаться. И эти лохи сдались. Вот так выигрывают сражения великие стратеги! В итоге адмирал Хайд Паркер, который пытался остановить эту авантюру, был отозван в Лондон, а на его место назначили Горацио Нельсона.