— Нашли свидетелей и отследили, чем он занимался, — Джон скривился, будто ленясь вдаваться в детали. — В тот вечер, когда у тебя заказали флакон, настоящий маркиз лежал у себя дома, накуренный опиумом. Он все время был на виду. Только соседи не знали, что этот тип и есть знаменитость из лудского света… потому что его репутация — это репутация фантома.

Он встал и сдернул с дверцы печи пальто.

— Спасибо, просохло. Пойду.

И он удалился, ворча и ругательски ругая «собачий денек» и «проклятую недельку». Антонио невесело подумал, что даже друзья не задерживаются в доме прокаженного, который убил собственного благодетеля. Потом в задумчивости спустился в подвал, постоял у почти пустых винных полок… и вернулся в мастерскую.

Работа впервые за долгое время показалась интереснее вина.

* * *

Злосчастного маркиза де Лакруа с неделю продержали в камере. Потом отпустили — когда уже не оставалось сомнений в его невиновности. Уинстон продолжил собирать сведения о делах, знакомствах и конфликтах Минтона и лишь изредка, отвлекаясь и возвращаясь мыслями к де Лакруа, хмыкал себе под нос: каковы плуты! Нашли удобное прикрытие — имя, объяснявшее любые странности. И ведь еще долго могли бы водить всех за нос. Каковы ловкачи!..

Впрочем, к этому примешивалась изрядная доля досады. Никого из «ловкачей» так и не нашли.

Мехмастер же, которого они обвели вокруг пальца, дал пищу для размышлений.

И чем дольше копились показания родственников, поверенного и деловых партнеров Минтона, тем интереснее Уинстону было проверить свои догадки.

Оставалось только получить разрешение на визит в Императорское казначейство.

— Итак, леди Эдельберг и Чарльз Минтон не получают ничего, Пайнсону достается доля в трубном заводе… примерно пять процентов от всего капитала, — он листал подшитые к папке свидетельства по делу. — Земли… его арендаторы сплошь крупные фермеры, но им-то земли как раз и не достанутся, закон есть закон…

По закону земли могли перейти только прямым наследникам по завещанию. Если же таких наследников не было или покойный не желал, чтобы они получили земли, то все отходило государству. Уинстон подозревал, что отчасти из-за того, что распоряжение землями не регулировалось и владелец мог отписать их кому угодно, империя и оказалась в таком плачевном положении. Целые графства, когда-то пожалованные тому или иному аристократу, теперь приносили совсем мало прибыли. В парламенте годами говорили, что нужно навести порядок, что землей должен владеть или род того, кому ее пожаловали, или государство; в конце концов издали закон… И теперь, думал Уинстон, сыск лишился еще одной версии. А было бы так соблазнительно и многообещающе — разорившийся арендатор, возможность получить землю на двадцать лет, на тех условиях, что другие предприятия получали капитал Минтона…