– А ты откуда знаешь?

В ответ иезуит только развел руками. Гонсевский на минуту задумался, а затем резко повернулся к Печарковскому и спросил:

– Ты думаешь, Лисовский узнал про это?

– А что еще его могло подвигнуть на такое? – вопросом на вопрос ответил священник и добавил: – Я уверен, что он узнал не только про миллион. Он еще что-то узнал: скажем, что эти деньги повезли в Москву.

– Ты хочешь сказать, что мекленбургский дьявол оставил Ригу?

– Зачем ему это делать? Нет, его основные силы как раз там. Я думаю, что он с небольшим отрядом попытается тайно вывезти свалившееся ему на голову богатство.

– Но ведь это опасно!

– Он и не такие кунштюки выкидывал раньше.

– Это верно, но ведь миллион – это же чертовски много!

– Послушай, Корвин, когда ты прекратишь богохульствовать? Я ведь все-таки священник!

– Да ладно, Мариан! Когда мы учились, ты и не такое говаривал.

– Это было давно, Корвин. И я теперь не Мариан, а отец Филипп. Пора бы запомнить.

– Прости, святой отец.

– Бог простит; так вот, миллион – это, конечно, много, но на тридцати крепких возах увезти получится. Сейчас лето, дороги хорошие, так что можно двигаться довольно быстро. Шансы уйти у него неплохие.

– Если об этом узнал Лисовский, – захохотал в ответ пан рефендарий, – то шансов у него нет совсем! Лисовчики его из-под земли достанут.

– Я не стану об этом жалеть, но вот войска мекленбуржца без него в Риге долго не продержатся. Так что ты имеешь возможность свести на нет эту его победу.

– А когда лисовчики его найдут, то им достанется непомерно большой куш!.. – продолжал задумчиво бормотать Гонсевский.

– О чем ты думаешь, Корвин!

Среди многочисленной шляхты Речи Посполитой были люди разного сорта. Случались среди них благородные воины и жадные разбойники, набожные католики и бессовестные безбожники, умелые руководители и отъявленные анархисты, но, пожалуй, не было доселе человека, имевшего все эти достоинства и недостатки одновременно. Но именно таков был полковник Александр Лисовский. Уже много лет не знал он иной воли над собой, кроме сакрального: «Я хочу!»