4
4На этот раз не бежали – шли, делая короткие, на несколько минут привалы. Четверых раненых вели под руки, прибавилось и груза, ящики и мешки распределили между уцелевшими. Лонжу вначале удивил странный гуманизм герра гауптмана. До этой ночи раненые, тем более не способные ходить, в роте не задерживались, исчезая без следа. Но, подумав, догадался о причине. Впереди – последний рывок, последний бой, и командир хочет быть уверенным в каждом из бойцов. Пусть видят, что своих не бросают.
Близкая лесная чаща дышала сырым холодом, даже накинутая шинель не грела. Зато оказалась полезна иным, скрывая пристегнутую к ремню кобуру. Нож пришлось повесить рядом за неимением голенища. Пока сходило с рук, выручили темнота и спешка. Но рассвет не так далек.
Никакого конкретного «плана», помянутого дезертиром Митте, у Лонжи не имелось. Вот он план, по обе стороны от узкой лесной тропы! Зато появилась надежда. «Буду рядом, поглядывай по сторонам». Если гефрайтер Евангелина успеет до того, как взойдет солнце…
– Р-рота, стой! Привал пять минут. Командирам взводов выставить охранение…
Трава была мокрой, и лечь он не рискнул. Сел, подперев спину ранцем. Пять минут отдыха – и пять минут смертельного риска. В его взводе двое «дезертиров» отказались уходить. Значит, рассчитывают выжить. Если так, могут и доложить по команде, понадеявшись, что зачтется. В «кацете» держались, но здесь хуже, чем «кацет». Слишком близко Она, совсем рядом, в лицо дышит.
– Я здесь, мой Никодим! – шепнули за левым ухом. – Оркестр уже играет, нам будет светить луна…
Он сделал вид, будто не слышит. Если не повезет, увидит все сразу, и белые колонны, и черный мрак вместо свода.
– Лонжа!.. Рихтер, ты чего, заснул?
– Нет, – превозмогая ледяную оторопь, выговорил он. – Докладывай, дезертир Митте!
– Значит так… Во втором взводе согласны четверо – все, что остались. А в третьем плохо. Там почти все «черные», они говорят, что своих нельзя предавать. Не выдадут, но с нами не пойдут. В общем, из всех – двое.
Подсчитать оказалось просто. Десяток, неполное отделение. Нож, граната и один револьвер.
– Рота, подъем! Разобраться по взводам. Быстро, быстро!..
Быстро не выходило, больше половины так и не успели толком выспаться. Пока строились, пока поднимали на ноги раненых, Лонжа успел передать по цепочке свой первый и последний приказ:
«Пусть смотрят на меня!»
И сразу же стало легче, словно с плеч упала неподъемная тяжесть. Он улыбнулся, закинул за спину ранец, поправил кобуру под шинелью – и внезапно почувствовал легкий удар. Неведомо откуда прилетевший сучок скользнул по уху.