Дезертир Митте наклонился к самому уху.

– Из наших, из первого взвода, согласны двое, если нас не считать. Остальных спросить не успели, спали, как убитые. Что будем делать?

Стрельба не стихала, гремела со всех сторон.

– Ррдаум!.. Ррдаум!.. Тох!.. Тох!.. Тох!..

– Первый взвод ко мне! Занять позицию на опушке, оружие к бою!.. Второй взвод…

Два и два… Из Губертсгофа их уехала почти сотня. Лонжа понимал, что именно сейчас – тот самый нужный момент. «Буду рядом, поглядывай по сторонам», – обещала гефрайтер Евангелина. Паника скоро уляжется, тех, кто стреляет из темноты, совсем немного – трое, максимум четверо. Их тоже четверо, в остальных взводах – еще дюжина.

Умирают в одиночку, спасаются – вместе.

– Надо спросить всех, и только тогда… Падай, дезертир Митте, тут без нас разберутся.

Теперь уже стреляли в ответ, яростно, из десятков стволов. Ночной воздух стал кислым от сгоревшего пороха. Вновь ударило, но слабее – граната разорвалась за первым рядом деревьев. Небритые шевелились, готовясь к атаке, «дезертиров» отогнали к центру, не забыв приставить караульного, герр гауптман вошел в голос, отдавая приказ за приказом.

Лес не отвечал, сказав свое слово. На траве – одиннадцать недвижных тел, еще столько же перевязывают раны.

– Завтра, – чуть подумав, решил Лонжа. – Боя дожидаться не будем.

– Р-рота! Приготовиться к марш-броску! Разобрать вещи, раненым – закончить перевязку. Всем выпить воды, следующий привал нескоро!..

Он не удержался от злой усмешки.

Забегали!

3

– Помилуйте, мадемуазель Шапталь! Разве мы все – не Свободная Франция? И, смею вас уверить, Николя Бежар был достойнейшим сыном нашей прекрасной родины. Да-да, поистине достойнейшим!..

Директор картинной галереи и сам оказался хорош: высок, вальяжен, в меру хмур, безупречно выбрит и облачен в сшитый по моде десятилетней давности костюм из дорогой ткани. На лацкане – красная розетка Почетного легиона, в глазах – буря и натиск. Голос же казался отзвуком иерихонских труб.

– И разве его картины – не современное искусство? Мсье Бежар – наш достойный современник, герой Великой войны, и, между прочим, советник городской мэрии. Ваш уважаемый куратор, мсье Вандаль, проявил к его творчеству немалый интерес, и это вполне, вполне заслуженно!

Мод слушала, стараясь не дрогнуть лицом. Директор, как уже довелось узнать, приходится покойному Бежару родным племянником. Его пыл вполне понятен, неясно иное. Висевшие по стенам зала полотна современным искусством никак не являлись. Зачем ее сюда направил шеф? Дилетантов, причем более чем «достойнейших», полным-полно и в Париже.